Homo Homini

Ермолаев Иван

Оно

Когда исчезнет то и это, то тогда придёт ничто –Оно и брахман, и атман; оно и штиль, и шторм.Но оно не Гитлер и не Ницше, и не Ленин-Маркс;Оно – то, что дают в сумме чёрная Венера и белыйМарс.Оно – безличные Христос и Будда в одном лице;Оно обязано цветами песцу и черно-бурой лисе.Оно – Дао и Дэ; оно – Инь и Ян;Оно – Ильф и Петров или ты и я.Оно ни за, ни против; ни здесь, ни там;Оно – гитара Харрисона и шаманский тамтам.Оно – осенний вихрь из хайку Мацуо Басё;Оно – ничто, а, стало быть – всё.Оно больше христианства и буддизма школы чань.Оно стоит того, чтобы его ждать.Оно – кастаньеты в арагонской хоте.Оно не говорит, но умеет отвечать.Оно не борется, но умеет побеждать.Оно само приходит.

Урал

Над условной

рекой абсолютной любви зима.Подо льдом – пустота, как за пазухой у Него.«Мы с Кикиморой встретимся, – рёк домовой Кузьма, –Где условное солнце встаёт за горой Нево».За пределами сна не видать ни хрена, ни зги.Нить Ариадны душит веретено.Темнота – это суть вещей, милый друг: не жги Электрический свет, когда за окном темно.Из Большого Ковша пьёт заоблачный леопардРазливную волну по-за сумеречной кормой.Что ты знаешь о страсти Антониев-Клеопатр,Молодая, как мир, одинокая, как гармонь?Заспиртуй мою голову и положи в бадью,И, пустив по течению вверх, расскажи о том,Как глухой живописец сопротивлялся небытию,А слепой музыкант был уверен, что он – Атон.

II

Рыба в воздухе

Рыба в воздухе. Полночь в комнате. Наши в городе.Выкрики вроде «послушай гимн!» и «прими девиз!»Мы живём на каком-нибудь Норфолке или Говарде -Воплощаем в реальность жизни примитивизм.Время схоже по консистенции с тембром Визбора.Пространство рассеяно в одиночестве и толпе.Одна пустота для эксперимента избрана.Восток на фонарном, а Юг на тотемном распят столбе.Я разжалован из Ерофеева в просто пьяницы,Я стал богаче духом, умом скудей -Но, как фонтан на какой-нибудь римской пьяцце, неПохож ни на чашу Грааля, ни на скудель.Сделай, чтоб не было отдыха и усталости,Будь звонарём, когда я архимандрит -И звезда Альтаир поплывёт по нам, как по таллассе,В Бомбей и Калькутту. Не хочешь? Ну, так в Магриб.Рыба в воздухе. Капля в море. Слепая выемкаМежду ключиц. Осенний пейзаж с ветлой.Зрачки расширяются, как на выставке Карла Виллинка,Не оставляя сомнений, что здесь светло.

Вифлеем. Ямбы

Собрать с листа чернила в авторучку…

Михаил Жванецкий

Мы родились в краю, где тишь да гладь.Осталось жить на первую получку.Закрыть глаза и перестать дышать.Собрать с листа чернила в авторучку.А чуть луна прольёт свой алый воск –По городу сирена проскандалит,Ударят стрелы Иродовых войск,А может, семя в голову ударит.Ударит гром. Мы выйдем на причал,И звёзды загорятся на затылке.Из всех путей нам будет по плечамК оракулу Божественной Бутылки.Вперёд и вверх. Из Вифлеема в Трир.Восток истлел, и лунный луч отключен.Мы поплывём без киля и ветрил,И вёсла оторвутся от уключин.

Бхагавад-Гита

В небе ни лунных бликов, ни смысла врать.Мы распивали «Бехеровку» в лощине.Ты говорил, я – Бог, но я только врач,Препод по авиации превращений.Арджуна, удаляющийся в альков,Весть разнеси по всем твоим гримуборным:Ночь отлетела,с пасмурных облаковСкалится солнце – широколицый Борман.Гнать его, некротического, взашей,К неукротимой Сцилле, как сон, глубокой! –Освобождая юг, где цветёт женьшень,Север, заросший клюквой и голубикой.Что ты орёшь? – Я сдал твою жизнь внаём;Будь как столица с заспанными дворами,Рыба в воде, корова на льду в моёмПлюшевом замке с выбитыми дверями.

Рерих

Бирюза и настойка пиона – Земля,Торф и жжёная умбра – Небо,Часовые на линии горизонта –Пепел и розовая пастель.Облака суть не более чем симилярКип бумаг и сугробов снега –Если Бог есть Любовь, а жизнь – это сон, тоОблако выглядит как постель.Диоскуры – Луна и Земля, гора сРекой – Пилат и Афраний,Под увядшей звездой и под каждым камнемПрячутся Нестор и Карамзин;Кто из вас тут до завтра дожить горазд? –Молчи, не звука охране! –Если туча пройдёт, мы ко сну не канем –Лужи окрасятся в кармазин.Марганцовая дымка до снежных вершин,А теллуровый снег до самыхТребников на перекрёстках мандалыИ пустопорожних Ковшей…Но когда вам приснится – режим несвержим, -Просыпайтесь в своих дацанах:Друзьям Даниила ставят мангалы,Берег Леты полн камышей.Ржавчина скоро покроет листы деревИ цилиндр потеснит котелок в моторе…Правду – игле и ногтю, стихи – куплетам,Раздари друзьям наших слуг;Во избежание казусов протеревПодоконник с выходом на крематорий,Укрываясь от мира верблюжьим пледом,Читай мне Булгакова вслух.

Времена года

В окно глядела вьюга-Гжель. Заснеженный асфальтЛовил белёсых блох и вшей. – «Осаль меня, осаль!» –Венера выла в темноту дворецкому Творца.Я наблюдал их tea-for-two с холодного крыльца.Собачий хлад себе возьми крысиныя возни,А мне оставь цветные сны весёлыя весны.Кряхтит на кочке коростель, нацелясь на хурму.Я умираю на кресте и вскорости умру.Но грянет лето. Воскрешён, я приглашён в ваш дом.И вот я пью у вас крюшон, листая «Тихий Дон».Как хороша в июльский зной река Самбатион!Начнётся август сам не свой. Потом пройдёт и он.Спадёт жара. Подует бриз. Меня начнёте зватьНа семь по меньшей мере из четырнадцати свадьб.Невеста плакала в фату, жених был бел, как мел.Я ихний тихий tea-for-two без умысла сумелПересобачить в день забот. Но холодно весьма –И Рождество, и Новый год, и новая зима.Замах стеклянного меча, хрустальная блесна.А следом – чача, ча-ча-ча и Вечная Весна.

Ганг

КалейдоскопыТвоих глазБередят мандариновую травуНа берегах Ганга;И пироскафыСмотрят на нас,Ищут лазСтеплер и скобыТам, где больше шума и гама.В твоей артерии кровь и алкоголь с глицерином.Вода – только микстура противПоверхностного атеизма, ведь глянь – цари в нёмСажают на противень.Но это пройдёт, несмотря, что подПрахом Джорджа вырос табак,Коровы пожрали лотосы, потГрадом. Пройдёт, так какХотя пироскафыСмотрят на нас,Ищут лазСтеплер и скобыТам, где больше шума и гама;КалейдоскопыТвоих глазБередят мандариновую травуНа берегах Ганга.Харе весна. Харе осень, зима и лето.Ом мани падме хум.Я никогда не познаю и не перелюблю это.Устья сообщены от мантры к стиху,И никто не спросит – кто автор,Не ужаснётся – где ватты.Энергия и я идём по воде, как восьмой аватар,Сидим в лотосе, как девятый.

Adagio

Стол под открытым небом, как парафин под барием.На полках сплошные Белинские, Тэны, Ревзины.Двадцать томов Толстого осаждены гербарием,Семьдесят остальных – попросту не разрезаны.В отдалённом минувшем обыск, СИЗО и прения,Полотна Дали вместо окон.Остались спередиЛишь кресло-качалка да Нобелевская премия –Вступление fower power в дни prosperity.Забудутся соревнования в остроумииИ в покер да бридж.Перестанут казаться страннымиРасхождения дзэн-буддизма и астрономииПри одинаковом небе над всеми странами.В одиночестве, что безвкусней ноябрьской рани, иЖурчащем в усталых ушах, как вода в сифоне – иПеремена Евтерпы, Талии и УранииНеожиданней, чем ададжо в конце симфонии.

Лакшми и Будетлянин

Наши зрачки заблудились в тиши водных лилий –Я иду по воде чудесных планет,А ты у нас поТростникам в грозовой кабинет.Мы пили эту чистую воду, которую нам налили –И я даже на спорНе поспорю, что меня нет…Я шагаю по пристани –На мне взгляды пьяных прохожихИ чужой больничный халат,Пожар в груди и мороз по коже.Я укрыл мои тексты в хрустальные простыни;Может, это звучат Тирн Рам и Тирн Хлад,А может…And you`re listening quite queer noises,И в твоих веках тонет иней,А снежок укутал ноздри.Ты не хочешь петь, да и неВспомнишь вдруг ни одного изМоих слов, уснувших возлеРучья в твоей долине…А ты уводишь меняВсё дальше вверх, дальше вглубь,В Петербург чёрно-белый,В Ленинградскую мглу, вМозольную влагу на пальцах менял,К Жаклин и Пикассо, к Шагалу и Белле,В допитый битлами клуб…Там горят поезда,Срываясь с уставших петель,Словно капля дождя сквозь трубу – из туч в печь,А проводница исправно уносит постель.Семирамиды попрятались по садам.…И нам двоим Александр СергеичНаизусть читает «Метель»…