Homo Incognitus: Автокатастрофа. Высотка. Бетонный остров (сборник)
Шрифт:
Послышалось громкое шуршание: кабели скользили по траве рядом с рельсами. Потом раздался оглушительный металлический грохот: мотоцикл врезался в нос седана. Обе машины скользнули в сторону ошарашенных зрителей. Я качнулся, невольно ухватившись за плечо Воэна, когда мотоцикл и его наездник перелетели капот автомобиля, врезались в лобовое стекло и пронеслись над крышей черной тучей обломков. Автомобиль отбросило на десять футов назад. Капот, лобовое стекло и крышу смяло ударом. В салоне покосившиеся манекены навалились друг на друга, обезглавленное тело женщины воткнулось в разбитое лобовое стекло.
Инженеры ободряюще помахали толпе и двинулись к мотоциклу, который
Громкоговоритель снова ожил. Я пытался разобрать, что говорит комментатор, но мозг отказывался осмысливать слова. Отвратительная и жестокая авария, разрушение металла и безопасного стекла, обдуманное уничтожение дорогостоящих артефактов меня ошеломили.
Хелен Ремингтон коснулась моего плеча и с улыбкой успокаивающе кивнула, словно помогая ребенку справиться с моральным потрясением.
– Можно еще раз все посмотреть на экране «Ампэкса». В замедленной съемке.
Толпа двинулась к столам, послышались облегченные голоса. Я оглянулся, ожидая, что к нам присоединится Воэн. Он стоял среди пустых кресел, упорно глядя на разбитую машину. На брюках под ремнем темнело пятно спермы.
Не обращая внимания на Хелен Ремингтон, которая с улыбкой от нас отошла, я глядел на Воэна, не зная, что ему сказать. Столкнувшись с единением разбитой машины, расчлененных манекенов и неприкрытой сексуальности Воэна, я понимал, что вступаю на территорию, контуры которой ведут к двусмысленному царству внутри моего черепа. Я стоял позади Воэна, уставившись на его мускулистую спину и двигающиеся под черной курткой плечи.
На экране видеомагнитофона «Ампэкс» посетители смотрели, как мотоцикл снова врезается в седан. Столкновение показывали по частям в замедленном режиме. В мистическом спокойствии переднее колесо мотоцикла уперлось в бампер автомобиля. Когда обод колеса погнулся, шина скрутилась восьмеркой. Зад мотоцикла взмыл в воздух. Манекен, Элвис, оторвался от седла, его нескладное тело благодаря замедленной съемке обрело грацию. Как первоклассный каскадер, он привстал на педалях, полностью выпрямив руки и ноги. Подбородок задрался, выражая почти аристократическое презрение. Заднее колесо мотоцикла поднялось так, что казалось, вот-вот стукнет ездока по заду; однако с величайшим изяществом манекен оторвал ноги от педалей и на лету вытянулся в горизонтальном направлении. Руки все еще были прикреплены к рулю и оторвались, когда мотоцикл сделал сальто. Кабель перерубил одно запястье, и мотоциклист нырнул вперед, при этом задранная голова, став форштевнем, неслась закрашенными участками ран навстречу лобовому стеклу. Грудь манекена скользнула по полированной нитроэмали капота, как доска для серфинга.
Когда автомобиль от первого удара отскочил назад, четыре обитателя продолжали двигаться вперед и уткнулись гладкими лицами в надвигающееся лобовое стекло. Водитель и пассажирка, согнувшись, встретили макушками лобовое стекло в тот самый момент, когда его достиг и мотоциклист. Фонтан осколков окутал их, как на празднике, придавая позам манекенов еще большую эксцентричность. Мотоциклист продолжал горизонтальный полет сквозь изуродованное стекло, разодрав лицо о центральное зеркало заднего вида. Его левая рука оторвалась в локте, наткнувшись на стойку лобового стекла, и унеслась сквозь дождь осколков вместе с прочими фрагментами. Правая рука пролетела через разбитое лобовое стекло и потеряла сначала кисть – на гильотине левого дворника, – а потом предплечье, снеся правую скулу пассажирки. Тело мотоциклиста повернулось набок в элегантном слаломе,
Перевернутый мотоцикл обрушился на крышу автомобиля. Руль прошел через отсутствующее лобовое стекло и обезглавил пассажирку на переднем сиденье. Переднее колесо на хромированной рычажной вилке пробило крышу, приводная цепь, хлестнув, снесла голову пролетавшего мимо мотоциклиста. Части его разваливающегося тела падали на землю в дожде осколков безопасного стекла; они летели, как льдинки с машины, как будто она оттаивала после глубокой заморозки. Тем временем водитель, отскочив от ломающегося руля, соскользнул на пол машины. Его обезглавленная жена с изящно поднятыми к шее ладонями налетела на приборную панель; оторванная голова промчалась между телами детей на заднем сиденье. Бриджит, младшенькая, задрала лицо к крыше и подняла руки в деликатном жесте тревоги, когда голова ее матери, ударив в заднее окно, запрыгала по салону и вылетела в левую дверь.
Машина потихоньку успокаивалась, утомленно подскакивая. Четыре пассажира утихли в расписанном осколками салоне. Их руки, сигналившие бесполезными семафорами, застыли. В последний раз взметнулся фонтан осколков.
Посетители – человек тридцать – уставились на экран, ожидая чего-то еще. Во время показа наши собственные призрачные образы тихо прятались за кулисами, с застывшими лицами и руками, пока вся сцена проигрывалась заново. Из-за фантастической смены ролей мы казались менее реальными, чем манекены в машине. Я посмотрел на закутанную в шелка жену министерского чиновника. Она восторженно глядела на экран, не отрываясь, словно видела себя и дочерей искалеченными в аварии.
Посетители двинулись к чайному шатру. Я отправился за Воэном к разбитой машине. На него тестовая авария и фильм произвели даже большее впечатление, чем на меня. Хелен Ремингтон смотрела на нас, сидя в одиночестве среди кресел. Воэн уставился на разбитую вдребезги машину, как будто хотел ее обнять; ладони гладили изодранные капот и крышу, лицо ходило ходуном. Потом он нагнулся и заглянул в салон, разглядывая манекены. Я переводил взгляд с погнутых капота и крыльев на ягодицы Воэна. Разрушение автомобиля и его пассажиров, казалось, дозволяло сексуальное проникновение в тело Воэна; и то и другое было каким-то отвлеченным актом, лишенным всяких эмоций.
Воэн соскреб хлопья фибергласа с лица водителя, распахнул дверцу и примостился бочком на сиденье, положив одну руку на руль.
– Всегда мечтал быть водителем разбитой машины.
Я решил, что сказано в шутку, но Воэн был серьезен. Он уже остыл, словно этот акт насилия ослабил напряжение в его теле или сублимировал какое-то насилие, которое он давно подавлял.
– Хорошо, – объявил Воэн, стряхивая фиберглас с ладоней. – Можно ехать – я вас подвезу.
Я заколебался, и он добавил:
– Поверьте, Баллард, все автокатастрофы похожи одна на другую.
Знал ли он, как я представляю в уме серию сексуальных поз между Воэном и мной, Хелен Ремингтон и Габриель, которые повторили бы смертельное испытание манекенов и фибергласового мотоциклиста? В туалете у парковки Воэн без смущения демонстрировал полувосставший член, стоя далековато от писсуара и стряхивая последние капли мочи на кафельный пол. Покинув лабораторию, он снова обрел привычную агрессивность, как будто проезжающие машины будоражили его аппетит, и гнал тяжелый автомобиль по вспомогательной дороге к шоссе, почти утыкаясь потертым бампером в машины поменьше, заставляя уступать дорогу.