Хомодром: политические бега
Шрифт:
– Ага! Maururoa, Флер! Я идти, ждать закат. Да!
Флер проводила взглядом быстро удаляющегося парня и фыркнула.
– Обормот! Прикинь, Ежик, он старше тебя, а таких простых вещей не знает.
– По ходу, он в школе не учился, вот и не знает, - ответил Оскэ, - Не он один, как ты, наверное, уже заметила... А что была за тема?… Вспомнил. Доми рассказывала про плантаторов-рабовладельцев. Но я так и не понял, как эта проблема касается меня.
– Никак, - ответила француженка, - Я зря перенесла сюда этот европейский штамп.
Оскэ махнул рукой, улыбнулся и вытащил из пачки сигарету и посоветовал:
– Не морочь себе голову, Доми. Просто у нас другая культура... Гастон, ты
– Претензий нет, но есть беспокойство. Они работают, не зная элементарных вещей. Просто копируют действия, которые ты, или еще кто-то из спецов, им показал. Как обезьяны, прошу прощения за неполиткорректную аналогию.
– Насрать на политкорректность, - сказала Флер, - и, по ходу, слово «как» - лишнее. Человек - это один из видов обезьян. Биологический факт. И человек, как и любая обезьяна, учится что-либо делать, в основном, путем подражания и фиксации тех коротких пояснений, которыми сопровождается работа в присутствии ученика. Это социально-психологический факт. В европейских школах 12 тысяч учебных часов в течение дюжины лет учебы, только 2 тысячи часов тратится на обучение чему-то, потенциально полезному для личной практики, включая работу. Остальные 10 тысяч часов - промывание мозгов. Это политический факт. В личной практической жизни европеец использует меньше четверти полученных в школе потенциально-полезных знаний. Это статистический факт. В остатке: 500 часов полезной информации. Это соответствует 85 учебным дням. У Эсао и Стэли по 100 учебных дней. Более, чем достаточно, чтобы работать квалифицированным оператором. Это я, как бы, вернула разговор к исходной проблеме…
Гастон задумчиво помассировал виски кончиками пальцев.
– Ты так же категорична, как твоя младшая сестра. Наверное, это у вас в генах.
– Если я в чем-то не права, то опровергни по существу, - предложила Флер.
– По существу, - сказал он, - твоя позиция базируется не на логике, а на априорном отрицании ценности классической европейской культуры, и я сейчас попробую это доказать.
– Решаемая задача, - весело предположил Оскэ, - Наука в университетах Франции началась с поиска доказательства, что у мухи восемь ног. Говорят, все началось с неправильного перевода Аристотеля, а Аристотель ведь не мог ошибаться.
– Это входило в курс софистики, - ответил Гастон, - а я сейчас говорю о корректном доказательстве, без трюков с компонентами силлогизмов.
– Мы превращаемся в одно большое ухо, - сказала Флер.
– Наоборот, я бы предпочел, чтобы мои аргументы оспаривались сразу, если они покажутся вам сомнительными. Итак, я начну с простой вещи. С отношений «свой – чужой» в человеческом обществе, начиная с первобытных времен. Как известно, в архаичных культурах, людьми считаются только соплеменники, а чужаки это, по определению, не люди. С ними можно делать что угодно. Например, на них можно охотиться, как на дичь, для добычи мяса и шкур. Понадобился путь в несколько тысячелетий, чтобы цивилизация преобразовала религию, а религия преобразовала обычаи так, чтобы человек… Любой человек… Стал восприниматься как высшая ценность. Такое представление о человеке невозможно без своего фундамента, без религии и религиозной морали, без корней культуры. Современный гражданский гуманизм неявно опирается на этот фундамент. Теперь - внимание: если какому-то тоталитарному режиму требуется отбросить гуманизм, то это делается не прямо, а кружным путем, через возбуждение ненависти к фундаменту и его разрушение.
Пока произносилась эта тирада, Оскэ Этено успел закурить сигарету, и сейчас, дождавшись паузы, поинтересовался.
– А можно конкретнее, док Гастон? Что это за архаичная культура охотников за человеческим мясом и шкурой? Что за религия и мораль, которая, как ты сказал, прекратила эту экзотическую охотничью практику? И что за тоталитарный режим, который разрушил тот фундамент, на котором держался гуманизм?
– Гм. Я полагал, Оскэ, что это общеизвестно. Я думаю, ты не будешь отрицать, что в Новой Гвинее каннибализм существовал до недавнего времени.
– Да. Существовал. Он распространился в связи с голодом, совпавшим с массовым прибытием европейцев в конце XIX века. Миклухо-Маклай, долго живший в Новой Гвинее за десять лет до европейской колонизации, вовсе не пишет о каннибализме. Получается, что каннибализм там импортный, европейский. Так же, как в Южной Америке, где людоедство начали практиковать конкистадоры. И в Африке...
– А до европейцев все были белые и пушистые, - иронично перебила Доминика.
– Разумеется, нет, - ответил меганезийский инженер, - Но на людей, как на дичь, не охотились, за исключением периодов голода. При голоде людоедство возникает где угодно. Во время ваших войн, в Европе людей запросто ели. А в остальное время существовал довольно редкий религиозный каннибализм. Сейчас в посткультурных странах он исчез, а в условно-западном мире сохранился, но, в основном, с заменой человеческого мяса специальным муляжом. Это называется: «Eucharist».
Гастон Дюги, покачал головой и вздохнул.
– Тяжело иметь дело с историей. Ее перетолковывают все, кому не лень. Я, конечно, оценил намек на людоедский подтекст в христианском причастии, но это далеко не главное в христианстве. Под религией, лежащей в основе гуманизма, я имел в виду, разумеется, христианство. Но прошу тебя, не надо вспоминать эпоху инквизиции и сожжение Джордано Бруно. Я сейчас говорю о христианстве нового времени, после Ренессанса, и после значительных успехов Реформации в XVII веке.
– Мировые войны, - заметила Флер, - были после XVII века.
– Мировые войны, - ответил он, - Это как раз результат той атаки на христианский фундамент гуманизма. Я с этого начал. Режимы с тоталитарными устремлениями, в начале, инициировали массовые сомнения в христианском взгляде на человека. Не случайно эпоха мировых войн совпала с первой волной атеизма.
– Ты веришь в христианского бога? – с сомнением в голосе, спросила Флер.
– Нет, - Гастон покачал головой,- Я индифферентно отношусь к религиозной вере. Я сейчас говорю не о религиозных, а именно о социальных ценностях христианства.
– Каких ценностях? – спросила она, - Ты можешь сформулировать?
– Если в общем виде, - сказал он, - то каждый человек, независимо от расы, пола, убеждений, богатства, обладает некими правами, просто потому, что он является человеком. Более подробно это изложено во Всеобщей декларации ООН. …
Флер вытянула губы и реалистично изобразила звук лопающегося пузыря.
– Прикинь, док Гастон, я знаю из этой декларации только одну статью, 29-ю. Там написано главное: человек обязан подчиняться требованиям морали и какого-то мифического общего благосостояния. Ни эта мораль, ни это благосостояние, нигде формально не описаны, и толкуются оффи как угодно. Все остальные статьи этой декларации не имеет никакого значения.
– Иначе и быть не могло, - добавил Оскэ, - Эта ваша декларация произошла от евро-христианских абстрактных рассуждений про душу, рай и всю прочую фигню, и она осталась абстракцией, чем-то написанным понарошку, как в том ритуале «Eucharist» понарошку едят человека, а в реальности – булку. Это такая игра для взрослых.
– Типа воровского казино, - уточнила Флер, - Карты сдает всегда одна и та же группа шулеров, а доверчивые ротозеи проигрывают деньги, здоровье и жизнь.
Доминика грустно улыбнулась.