Хорошая девочка должна умереть
Шрифт:
Не слишком ли долго он сжимал ей пальцы? Словно пытался что-то нащупать?
Пиппа мысленно повторяла его загадочную реплику, вертя ее со всех сторон и высматривая подтекст в каждой паузе.
На первый взгляд инспектор просто пошутил. Однако говорил он странно: слегка запнулся и намеренно фыркнул в конце, чтобы смягчить эффект.
Он знает.
Нет, глупости. У них уже есть убийца. А у Пиппы железное алиби.
Ладно, допустим, он не знает наверняка, но в глубине души, сам того не осознавая, подозревает неладное. Это смешно, даже нелепо:
Макса арестовали, ему предъявили обвинение, дело Убийцы КЛ начали расследовать заново. Билли Карраса скоро выпустят из тюрьмы. Пиппа свободна, ей ничего не грозит, как и всем, кто ей дорог. Рави, узнав новости, долго смеялся, плакал и крепко ее обнимал.
Но… но если это и есть победа, почему Пиппа не испытывает радости? Почему ее по-прежнему мучает чувство, будто она тонет?
«Я найду тебя, жди», — повторил в голове Хокинс. Пиппа знала, что он обещал вернуться, когда оформит задержание Макса, но в ее сознании эти слова обрели совершенно иной смысл. То была угроза. «Я найду тебя, жди».
Знает он или нет, подозревает ли, думает, гадает, вертит ли эту мысль… Неважно, как и почему, откуда и каким образом, эта идея однозначно засела у инспектора в голове, какой бы маленькой, нелепой и бессмысленной ни казалась.
Пиппа с Хокинсом остались на доске вдвоем и теперь глядели друг на друга из противоположных углов. Раньше инспектор не верил тому, что случилось с Сэлом Сингхом и Энди Белл или с Джейми Рейнольдсом. Однако Пиппа выросла и повзрослела; возможно, Хокинс тоже. Он мог позволить себе крохотное сомнение, которое пустит в его голове корни и обязательно погубит Пиппу.
Пиппа расплакалась. Она рыдала, пока слезы не кончились. Ей не будет покоя, не будет нормальной жизни, не будет счастливого будущего. Не будет того, ради чего все затевалось. Придется заплатить страшную цену.
Она долго думала, что можно сделать; изобретала разные сценарии, задавала вопросы… И все же видела только одну дорогу к спасению, только один способ уберечь всех, кто ей дорог.
Она знала, что нужно делать.
Но если выбрать этот путь, она умрет.
Глава пятьдесят четвертая
Глаза Рави отражали лучи заходящего солнца, отчего казались светлее обычного. «А может, наоборот, — думала Пиппа, — может, это глаза горят ярче солнца».
Рави криво усмехнулся.
— Эй, сержант! — сказал он, топча опавшие листья. Те звонко, по-домашнему хрустели. Круг наконец замкнулся.
— Прости. — Пиппа догнала его, стараясь идти в такт. — О чем ты спросил?
— Я спроси-и-ил, — он растянул последнее слово, ткнув ее локтем под ребра, — во сколько вы завтра уезжаете? — Рави сделал паузу и напомнил: — В Кембридж. Алло? Меня кто-нибудь слышит?
—
Она не знала, как ему сказать: с чего начать и что вообще говорить. Таких слов не существовало в природе. Пиппу трясло. Кости трещали, руки мокли от крови, боль с каждой минутой становилась все невыносимее.
— Круто, — сказал Рави. — Тогда зайду с утра, помогу твоему отцу погрузить вещи.
Он ничего не замечал; они шли сквозь лес, сойдя с тропинки.
— Когда тебя лучше навестить? — спросил Рави, нырнул под ветку и, не оглядываясь, придержал ее для Пиппы. — В конце недели? Давай сходим куда-нибудь поужинаем или…
Пиппа не может ему сказать. Просто не может!
И идти вслед за ним она тоже не может.
В груди стянулся невыносимо тугой узел.
— Рави… — тихо произнесла Пиппа.
Он что-то понял по голосу. Резко обернулся и распахнул глаза.
— Эй! Что такое? Что случилось? — Он взял ее за руки, притянул к себе, заключая в объятия, обхватил ладонью затылок и прижал к груди.
— Нет! — Пиппа вырвалась и отошла на шаг. Тело словно отделилось от нее и потянулось обратно к Рави. — Не надо приходить утром и помогать с вещами. Не надо навещать меня в Кембридже. Нельзя… мы не можем…
Голос надломился, разрываемый пополам дрожью.
— Пиппа, что за…
— Сегодня последний раз, — отрезала она. — Последний раз, когда мы видимся.
Ветер качнул кроны деревьев, разметав волосы по ее лицу.
Свет в глазах Рави померк, они потемнели от страха.
— Что за бред? Ничего не понимаю.
— По-другому нельзя, — прошептала Пиппа. — Только так я могу тебя спасти.
— Не надо меня спасать! — возмутился он. — Все кончено. Мы свободны. Максу предъявили обвинение. Мы молодцы.
— Ничего подобного! — воскликнула Пиппа. — Хокинс все знает или по крайней мере подозревает. Он сам так сказал возле участка. Он чувствует, что его обманули.
— И что? Плевать. Максу предъявили обвинение, на него указывают все улики. Против тебя ничего нет. Хокинс пусть думает что угодно.
— Это не так.
— Почему? — крикнул в отчаянии Рави. — Почему не так?
— Потому что. Потому что это еще не конец. Мы не все продумали. Скоро начнется суд. Присяжные должны признать Макса виновным. Если они это сделают, тогда все закончится по-настоящему, всерьез, и мы будем свободны. Отменить обвинительный приговор практически невозможно, посмотри на статистику, взять того же Билли Карраса. Только тогда мы будем по-настоящему свободны.
— Макса обязательно признают виновным, — заверил Рави.
— Однажды он уже вышел сухим из воды. — Пиппа шмыгнула носом и вытерла лицо рукавом. — А если присяжные опять его оправдают? Что тогда? Дело вернут в полицию, и начнется повторное расследование. Станут искать преступника. Как думаешь, кто будет самым первым подозреваемым? Я! Хокинс придет за мной и всеми, кто мне помогал. Потому что я убийца, Рави, а его работа — сажать таких, как я.
— Нет!
— Да. — Дыхание у Пиппы сбилось. — Если судебный процесс пойдет не так, как надо, я проиграю. Нельзя, чтобы ты утонул вместе со мной. И остальные — тоже.