Хорошее поведение
Шрифт:
Монашки молчали. Даже в своем нынешнем затруднительном положении Дортмундер заметил, что это было, по крайней мере, странно. Первая небольшая группа сестер, которая и заметила его, побежала, чтобы позвать на помощь других монахинь. Все они выглядели довольно возбужденными, показывали пальцами на него, жестикулировали, махали, бегали взад и вперед, но никто не произнес ни единого слова, ни к друг к другу, ни к нему. Подол ряс вздымался вверх, мягкие подошвы ботинок постукивали, четки и распятия позвякивали, но не прозвучало ни одного слова.
Глухонемые монахини? Поэтому не могут воспользоваться телефоном и позвонить
И пришло еще больше монашек, с лестницей. Судя по всему, живой мужчина на стропилах был довольно возбуждающим событием для этой компании, поэтому все они хотели поучаствовать в нем. Было столько много женщин несущих лестницу, что, возможно, каждая из них держала по ступеньке. Этот трудоемкий метод вызвал много задержек в перемещении лестницы из горизонтального положения в вертикальное. Тридцать или сорок монахинь не хотели выпускать стремянку, что вызвало сильную бурю махов руками и покачиваний головами, поисков виновных. В конце концов, стремянку подняли, раскрыли и приставили ее верхушку почти непосредственно к свисающему колену Дортмундера.
– Хорош,- крикнул Дортмундер.- Окей, спасибо, я дотянусь.
Сотни монахинь придерживали ножки стремянки и глазели на него.
– Я дотянусь до нее,- кричал он им.
Да, правда? Он был теперь на балке, а там, рядом с ним высилась лестница. Постепенно пришло осознание того, что физическое перемещение с балки на последнюю ступеньку лестницы будет крайне затруднительным. Прежде чем схватиться за стремянку он должен полностью отпустить балку, а это у него не получится. Дортмундер колебался и не двигался. И время истекло.
Стремянка завибрировала. Дортмундер посмотрел вниз. К нему с левой стороны стремительно поднималась монахиня. Она была маленькой и тощей. В этой одежде трудно было определить ее возраст, ее остроносое лицо как у хорька выглядывало через овал апостольника словно человек, смотрящий через иллюминатор проходящего корабля.
То, что она увидела, ей не понравилось. Она бросила короткий неприятный взгляд на Дортмундера, и указала сначала на его левую ногу, а после на первую ступеньку верхушки стремянки. И никаких детских «гули-гули». Она напомнила ему детский приют.
Дортмундер сказал:
– Мне очень жаль, сестра, но я не могу сделать это. Я думаю, что сломал лодыжку или растянул связки или еще что-то. Или что-то.
Она подняла свои глаза с мольбой к небу и потрясла головой, что означало: «Ты ребенок». И это произвело больший эффект, чем просто разговор.
– Правда, сестра, я сломал ее.
Прежние страхи умирают медленно. Увидев старую привычку в стоящей перед ним сестре, Дортмундер сразу же начал оправдываться.
– Она уже напухла,- сказал он и немного придвинулся, чтобы она могла лучше рассмотреть.- Видите?
Она нахмурилась. Продолжая стоять на четвертой ступеньке лестницы, она подняла свисающий с пояса конец деревянных четок и показала распятие и приподняла брови, что должно было означать: «Ты Католик?».
– Ну, э-э, сестра,- сказал он,- частично. Я, как бы, падающий вниз,- и он опустил взгляд, смутился и продолжил смотреть на каменный пол внизу.- В некотором смысле.
Она снова потрясла головой и опустила распятие. Поднявшись на две ступеньки ближе, она протянула руку и схватила его за запястье правой руки – Боже, какой костлявой была ее рука!- и дернула.
– Черт возьми!- вскрикнул Дортмундер, а она смотрела на него неодобрительно, широко раскрыв глаза.- Я имею в виду,- оправдывался он,- я имею в виду, ну… что я имею в виду?…
Прищурив глаза, она снова качнула головой: «Ах, забудем это». И другой рывок ее рукой: «Давай-ка двигайся, парень».
– Ну, ладно,- согласился Дортмундер.- Надеюсь, вы знаете, что делаете.
Она сделала. Она была как колли, возвращающая домой глупую овечку в конце дня. Она помогла всем его конечностям переместиться с балки на лестницу, в которую он, было, на момент вцепился, испытывая нечто среднее между спокойствием и ужасом, покрылся испариной. Вибрирующая стремянка означала, что его вспыльчивая благодетельница спешно спускалась вниз, и пришло его время следовать за ней, что он и сделал.
Дурацкое положение. Левая нога не выдерживала вес его тела, поэтому Дортмундер прихрамывал всю дорогу вниз, держась за бока лестницы такими напряженными пальцами, что остались отметины метала.
Приподнятая левая нога торчала неуклюже и делала его похожим на неизвестную болотную птицу из Эверглейдс. Он проскакал на правой ноге до самого низа, где напирающая толпа монахинь толкнула его в специально подготовленное для такого случая инвалидное кресло.
Энергичный друг Дортмундера по лестнице стоял напротив него, серьезно смотрел на него сверху вниз, а остальные сестры столпились вокруг и с любопытством его рассматривали. Вот эта, напротив, должна быть у них Главной Сестрой или Матерью-настоятельницей или как там у них заведено. Она указало рукой на Дортмундера, затем на себя и после на свой рот. Дортмундер кивнул:
– Я понял. Вы, э-э, что вы не можете разговаривать.
Кивок головой. Она помахала рукой вперед-назад, что означало отрицательный ответ. Неодобрительный сердитый взгляд. Дортмундер спросил:
– Вы можете говорить?
Положительный кивок, много кивков, много кивков вокруг него. Дортмундер также наклонил голову, но в знак того, что он не понял ничего:
– Вы может говорить, но вы не желаете этого. Ну, если так надо…
Крепкая маленькая монахиня-босс схватила себя за мочку уха, затем быстро сделала правой рукой ужасный удар в воздух, настоящий крепкий хук правой. Она посмотрела на Дортмундера, а он смотрел на нее. Она раздраженно вздохнула, покачала головой и повторила предыдущие движения: оттянула правое ухо и ударила воздух, но на этот раз посильнее. Дортмундеру показалось, что он даже почувствовал легкий бриз от этого взмаха на своем лице. Он сидел в металлическом инвалидной кресле, хмурился, наблюдал: «какого черта, этот старый стервятник хочет». Она же сердито смотрела на него и так сильно дергала мочку, что, как будто, вообще хотела оторвать ее.
Голова Дортмундера сразу же приподнялась, когда он вспомнил кое-что. На вечеринках часто играют в игры. Он видел людей, которые делали… Он спросил:
– Шарады?
Большой кивок облегчения «заполнил» комнату. Все монахини улыбнулись ему. Сестра-настоятельница сделала в последний раз удар по воздуху, затем уперла руки в бедра и выжидающе смотрела на него.
– Звуки,- предположил Дортмундер, поскольку смутно помнил правила игры.- Звучит как… Похоже на удар? Вы имеете в виду «обед»?