Хорошие деньги
Шрифт:
Василий понял, что играть можно только под грибком в твердом сыроватом песке, на качалке и возле воспитательницы. Под грибком ему наскучило копаться, на качалку не пускали Петя с друзьями, возле воспитательницы стоять ему никакого интереса не было. Подошел к забору и через щелку заглянул на улицу.
– Куда, Окладников? – строго сказала Рита Николаевна.
Василий вернулся, сел в песочницу и долго смотрел себе под ноги. Петя весело смеялся, качаясь, пуская к себе только тех, кто заискивал перед ним – дарил игрушки, угощал конфетами, поддавался в рукопашной – Василий особенно
– А ты почему не просишься ко мне? – спросил Петя у Василия.
– Не хочу качаться, – недовольно сказал неправду Василий и отвернулся.
Все ребятишки играли, а Василий одиноко сидел в стороне; никто не приглашал его в игры, и от обиды он украдкой всплакнул.
К вечеру детей завели в группу. Василий спрятался за перегородку в сенях, потом выбежал во двор и стал карабкаться на забор. Он не знал, куда и зачем хотел бежать, просто хотелось оказаться от этого неприятного, как он полагал, дома очень-очень далеко. Но кто-то дернул его вниз, он ударился коленом о камень и громко, неутешно заплакал. Сквозь слезы смутно видел склонившееся над ним бородатое лицо дворника. Прибежала воспитательница, подхватила мальчика под мышку и унесла в группу. Он вырывался, пищал и даже укусил ее.
Вечером Василий ждал родителей, но они почему-то не приходили за ним. Неужели забыли?! – билось в сердце отчаяние. Пришла ночная няня, полноватая, седоволосая старушка, и стала укладывать детей в постели. Василий заплакал:
– Хочу домой. Где мой папа?
– Ты же, милочек, круглосуточный.
– Круглосуточный?!
– Да, родной, всюнедельный.
И такого слова испугавшийся Василий не знал. Ничего не понял он из объяснений бабушки и решил, что мать и отец навсегда бросили его. Невыносимой горечью набухла маленькая душа. Он упал на пол, уткнул лицо в ладони и разрыдался. Бабушка уговаривала его, гладила, отвела к постели и раздела. Он утопил лицо в подушку и долго не мог успокоиться.
Утро влило в его душу свежести и ясности; крепкий сон и слезы, казалось, очистили ее. Необычно сочно и мягко светило в окно солнце. Все дети еще спали, когда Василий проснулся. Ему было приятно лежать под ватным одеялом и смотреть в окно. Он видел пожухлую листву кленов и беловато-синее небо осени. Из щелок оконных рам тянуло холодком. Василию было грустно, но легко. Неожиданно он вздрогнул и поморщился – детей стали будить, поторапливая. Воспитательница говорила, что нужно спешить, так как остынет завтрак. Василий подумал, неохотно одеваясь, почему он должен спешить на завтрак, если ему совсем не хочется кушать?
По команде сели за столы, по команде поднялись. Василию пришлось на ходу доедать пончик, потому что он еще не умел так быстро есть.
Детей привели в музыкальный класс. Строгая, но красивая, с высокой прической тетя стала разучивать с детьми песню. Василий быстро запомнил слова и прилежно пел. Старались все, даже усердствовали, тянули слова до тончайшего фальцета, но музыкальный руководитель досадливо прицыкивала и строго говорила:
– Плохо. Еще раз. Бодрее. С улыбками. – И била длинными белыми пальцами по клавишам.
Спели раз, спели два, три, четыре. Дети устали, ссутулились. Солнечные блики запархивали из палисадника и забавно, зазывающе шевелились на стенах и потолке. Детей тянуло на улицу, хотелось играть и бегать.
– Через несколько дней наш музыкальный монтаж придет смотреть комиссия, – сообщила недовольная тетя, – если так плохо будем репетировать – опозоримся. А ну-ка, бодрее!
Что такое "монтаж" и "комиссия" Василий еще не знал, но он почувствовал, что тетя не отстанет, пока дети не споют так, как ей представляется. Василию очень хотелось на улицу, и он старался петь хорошо. Его усердие руководитель заметила:
– Молодец, мальчик, – погладила она Василия по голове. – Все свободны, а ты останься.
Дети сорвались с мест, но возле двери вытянутой рукой их остановила воспитательница, велела вернуться, сесть; потом велела встать, выстроиться возле двери и тихо выйти.
– Ведь вы меня похвалили, почему же не отпустили? – Василий был весьма огорчен.
– Не отчаивайся, дружок. Наиграешься за свою жизнь. Ты великолепно поешь – попробуем исполнить сольную партию.
Василий отвернулся и прошипел:
– Не буду петь.
Ему сдавалось, что с ним поступают крайне несправедливо.
– Какой ты, оказывается, бука.
Василий молчал.
– Смотрите-ка, какой обидчивый! – засмеялась руководитель. – Ладно уж – иди, гуляй.
В пятницу за Василием пришел отец. Рита Николаевна взяла его за локоть, отвела в сторону и, значительно-осуждающе посматривая на Василия, долго что-то говорила ему. Отец, прикусив губу, угрюмо слушал. На улице он сказал сыну:
– Ты дрянной мальчишка.
Василию от великой обиды хотелось разреветься, но он сдержался и стал, проявляя независимость, отставать от отца. В его сердце отчаянно-ненавистно билось – почему им всем хочется обижать его?! Что он сделал скверного, что воспитательница наябедничала на него?!
Два дня Василий пробыл дома, и с каким скрипом и непокорством в понедельник он возвращался в детский сад. Ему хотелось чувствовать себя свободным, вольным человеком, который может выбирать, ему хотелось, чтобы рядом с ним всегда находились родные, любимые им люди – мать, отец и сестра. Василию было тяжело и грустно в чужом, незнакомом обществе, хотелось уединения, тишины, хотелось ложиться в постель со своей любимой игрушкой – плюшевой собачкой, хотелось – когда дома никого не бывало – варить из сахара петушков и с упоением их сосать, хотелось каждый вечер встречать маму, прижиматься лицом к ее ногам.
Утром, когда мать спешно застегивала на Василии пальто, он угрюмо буркнул:
– Не пойду в детсад.
– Что за выдумки, Вася?
– Не пойду, не пойду, не пойду! – закричал он, вырываясь из рук матери. – Мне там плохо.
– Прекрати! – Мать хлопнула сына по голове. – И без тебя хватает в жизни нервотрепки.
Василий не ожидал, что мать ударит его, раньше она никогда его не наказывала. Больно было единственно потому, что самый родной, любимый человек не захотел понять его и посочувствовать. Василий непокорливо-медленно побрел за матерью; молчали всю дорогу.