Хорошие. Плохие. Нормальные
Шрифт:
Кошмар, но очень интересно. Происходит что-то значительное, страшное, но не угрожающее тебе напрямую, и ты можешь ходить с озабоченным лицом, читать новости, будто делаешь важное нужное дело. На вопрос, что на ужин, можешь отвечать: «В Канаде очереди за туалетной бумагой». Или подойти к кабинету и сказать в закрытую дверь: «Россия прекратила авиасообщение со всеми странами», и СН не рассердится, что ему мешают работать, а выскочит, как черт из табакерки, и скажет: «Как прекратила? Со всеми?!»
– У нас больше нет будущего. У человечества в целом и конкретно у нас, – сказал СН. – Никто не знает, что будет завтра. Исчезнет ли человечество, выживем
«Руки!» – это Катьке. СН имел в виду, что Катька должна убрать руки от лица. Раньше, до появления вируса, никто не интересовался, сколько раз в день человек трогает свое лицо, – три глаза или чеши нос сколько хочешь. Оказывается, человек трогает лицо девяносто раз в день. Но я, наверное, девятьсот раз, а Катька девять тысяч раз. Теперь всем нужно приучаться не трогать лицо. Мы с Катькой договорились шлепать друг друга по рукам, если кто-то чешет нос, или трет глаза, или разглаживает брови. Даже подпирать лицо руками нежелательно.
В мире все было нехорошо, но конкретно у нас все было хорошо. И еще утром никто не предполагал, что вечером я соберу вещи, а СН изумленно скажет:
– Ты уходишь от меня из-за письма? Я всего лишь написал письмо, и ты уходишь из-за такой ерунды?.. Мы можем обсудить, решить… это было всего лишь предложение.
Когда человека что-то задело, он мгновенно забывает азы своей профессии. Отец, психолог, привыкший слушать клиента, не дает мне сказать ни слова. СН ведет себя не как писатель и сценарист. Забыл, что резкое действие персонажа не прямо вытекает из предыдущего: нужно придумать триггер. Говорил, что мастерство писателя и сценариста в том, чтобы придумать неочевидный триггер, и забыл. Я ухожу не из-за письма. Письмо – это триггер.
СН сказал, что я умна и талантлива, но не смогу стать писательницей, если не буду слушаться. Если он говорит, что Катька – манипулятор, искусно манипулирует им и мной, значит, я должна ему верить, а я не слушаю его и не слушаюсь…
Я кивала. Я всегда киваю. Мне трудно сказать человеку, что он несет чушь или немного неправ. Вовсе я не теленок-соглашатель без своего мнения, у меня всегда есть мнение, которое я четко и бескомпромиссно высказываю про себя. А сказать вслух мне трудно. Я только пробормотала: «Я не из-за Катьки, правда…» Я, правда, ухожу не из-за Катьки. Я люблю Катьку, но себя я люблю больше.
– Ты решила поддать жару?.. Ничего у тебя не получится, тебя ждет жизнь бумажной мыши, – сказал СН тоном, каким ребенок говорит гадости. Когда он пишет сценарий, то иногда спрашивает: «Ну что, не скучно, может, поддать жару?» «Поддать жару» означает, что жених перед свадьбой погибнет во время взрыва газовой колонки, ребенок потеряется и спустя годы найдется с тем же крестиком на шее, герой впадет в кому, героиню продадут в гарем.
…Собрать вещи легко: джинсы, свитера, розовое бархатное платье, которое я ношу с ботинками «Доктор Мартинс», синяя шапка с помпоном, зеленая шапка с двумя помпонами, ноутбук, 33 куска розового мыла. Паспорт и банковская карточка в рюкзаке. Катька со словами «он монстр» кинула в сумку постельное белье, один комплект на первое время. Всё рассыпалось, впереди у меня неинтересная, незначительная жизнь… Почему-то всё высокое заканчивается вещами: то собираешь вещи, то разбираешь.
Я
Никто не знает, что я живу в двух мирах. Один мир реальный, в нем я живу меньше. Другой книжный: представляю себя Ребеккой, Долли, Эммой… Необязательно главной героиней или персонажем женского пола, необязательно персонажем, просто живу в другом мире, где все они живые. Я не смогла бы жить только в одном, реальном, мире, просто не выдержала бы.
«Хорошо тебе погулять, не забудь родителям позвонить», – сказал таксист.
Я не выгляжу как подросток, я выгляжу нормально, на свой возраст, но есть люди, для которых главная примета взрослости – вес, все «худенькие» кажутся им подростками, особенно в полутьме.
27 марта, около десяти вечера. Собственник
• диванов – один
• кресел – три
…Ну вот, я на Рубинштейна, 23, у памятника Довлатову. Воровато оглянулась, как будто хочу сделать что-то неприличное. Но это и правда очень интимное: я дотронулась до руки Довлатова, сказала: «Привет, ты как? Я норм». Почувствовала ответный импульс. Я не псих, не слышу голоса, не воображаю, что памятник пожимает мне руку или отвечает, как у него сегодня дела.
Тут дело в другом. Довлатов нашей семье не чужой: моя бабушка из-за него осталась на второй год.
Памятник Довлатову стоит у ворот, через ворота входишь во двор. Довлатовский дом построен буквой П, идешь между перекладинами буквы П, на первом этаже по правую руку будет «черт-те что».
Когда мне позвонил нотариус с сообщением, что мне завещана квартира по адресу Рубинштейна, 23, я решила, что это чья-то шутка или мошенничество, вроде звонков «ваш счет в банке заблокирован, сообщите код». Я бы скорей поверила словам: «Вы единственная наследница старинного рода, вам завещан замок в Ирландии…» Спорим, каждому хоть раз в жизни приходили в голову подобные мысли.
Ирка не могла завещать мне квартиру! От нее нельзя было ожидать такой предусмотрительности, чтобы кому-то что-то завещать. От нее можно было ожидать совсем другого: что квартира достанется первому встречному или же постоянному ночному покупателю водки. Беспутная Ирка продавала ночью водку из окна: Иркина квартира находится на первом этаже. Там есть и другие особенности. Отец говорит: «Это не квартира, а черт-те что».
Если рассматривать «черт-те что» с точки зрения недвижимости, то это хорошая недвижимость: улица Рубинштейна – главная улица после Невского, вторая ресторанная улица в мире, здесь даже такая левая недвижимость, как Иркина квартира, имеет ценность.