Хороший человек
Шрифт:
— Чему человек научится, то не пропадет! В молодые годы я служила в Градце у хороших господ и научилась многому, что мне потом пригодилось.
Говоря все это, тетка надела сборчатую зеленую полушерстяную юбку и коричневую шубу с длинными складками, исконный наряд есеницких женщин.
— Видишь, — сказала она, — мы, старшие, остались верны нашей одежде, а вы, молодые, уже другую приняли. Что ж, она вам тоже к лицу, только я хочу сказать, Мадла, что не надо отрекаться от нее. Говорят, правда, «носи то, что нравится», только эта поговорка не для нас, а для господ.
С этими словами тетка ушла в соседнюю комнату.
Мадла встала с лавки, открыла ставни и прислушалась. Всюду было тихо, начинало светать. Она снова закрыла окно и ставни, вынула лучину из светца [6]
6
Светец — подставка для лучины.
7
Майолика — вид керамики из цветной обожженной глины с использованием расписной глазури.
— Этот платок надень на голову, чтобы тебе щеки не очень жгло... жакетку сверни и сунь под мышку, утром бывает прохладно... а там небось холода. Слыхала я, будто в какой-то стране даже лета не бывает, не там ли это?
— Нет, не там, тетя.
— Ну, все равно, жакетку не прячь в узел... а это вот я испекла тебе на дорогу хлеба, чтобы ты не сразу забыла вкус домашнего... А это... помнишь ту утку, что всегда удирала со двора?.. Я сказала: «Забей ее, Бетка, а то сбежит совсем, зажарим Мадле в дорогу». Тут вот немного пирогов... Тоже пригодятся... когда ты еще доберешься... ведь это же край света... А здесь иерусалимский бальзам [8] , годится на все раны... это вот мазь... погоди, куда же я ее сунула... ах, и не знаю даже... ага, тут она (тетка не видела ее из-за слез, которые пыталась скрыть).
8
Иерусалимский бальзам — народное целительное средство, в которое входит древесная смола, шафран, алоэ.
— Ах, тетя, золотая моя! — Мадла хотела отказаться от мази.
— Оставь ее... такой мази в целом свете не сыщешь, ее делают только в новоместском монастыре... ты же знаешь, скольких слепых ею вылечили... Может статься, и у тебя глаза заболят, кто тебе там поможет?.. А тут... чтобы не сказали, будто мы тебя как нищенку отправили... я тебе немного одежки припасла. Чтобы ты была чисто одета и не покупала бы полотна, а то зачем же я лен пряду? Будешь выбирать у кого служить, смотри не на жалованье, а чтобы господа хорошие были. А это вот две нитки бус, сказывают, это гранаты, муж покойничек... дай бог ему счастья на небе... принес мне, когда из странствий вернулся... я их уже никогда на себя не надену, тебе они лучше пойдут, — добавила она, завязывая трясущимися руками узелки в платок.
Мадла стояла около стола как зачарованная и вдруг, рыдая, бросилась тетке на шею. Так они стояли какое-то время, обняв друг друга, и плакали, но тут тихонько приоткрылась дверь и появилась Бетка.
— Хозяйка, уже день наступил, жаворонок с загуменного поля улетел, пора! — сказала она и снова ушла.
— Ах, тетя, до чего же вы добрая... если хотите, я останусь.
— Нет, нет, Мадла, ты иди с богом, я не хочу видеть, как тебя хоронят. Бетка уже знает, что ей делать, куда идти, она проводит тебя немного и понесет узел... ты там еще натаскаешься тяжестей вдоволь. В город не ходи, там тебя знают, а Бетка доведет тебя в Яромерж [9] к самому трактиру, где останавливается Гаек, он меня однажды вез до Градца, хороший человек, не молодой уже. Бетка порасспрашивала о нем в городе, по пути она может тебе рассказать, какой это хороший человек, тут ты будешь под надежной защитой. А теперь, девонька, трогайся в путь с богом и вот... постой, спрячь хорошенько... Куда ты! За пазуху!.. Из кармана могут высыпаться... Тут несколько рейнских монет... по дороге сосчитаешь... а эти несколько четвертаков положи в карман... Помолчи-ка... стало быть, я знаю, что делаю. Кому же еще я их отдам?
9
Яромерж — город в Восточной Чехии, в месте слияния трёх рек — Лабы, Упы и Метуе.
— Передайте привет матери, и пусть она меня простит, как вы... и зовите иногда к себе Марженку, она хорошая, — попросила Мадла, одеваясь.
— Я все сделаю... а ты не забудь сообщить, как добралась и как там все. Если бедняжку Вавржинека отыщешь, будь ему матерью. Он был упрямый... И передай от меня привет Гаеку.
— А он знает вас?
— Как не знать, я ведь ехала с ним до Градца, везла туда пряжу да не помнила, куда с нею идти, так он послал со мною своего парнишку, славного такого, подростка уже, тот и привел меня на место. Скажи ему только, что Неедла из Есениц шлет ему привет. Ну, так... мы ничего не забыли?.. Подумай. Хоть какой-нибудь складной ножик взяла? Вот, бери мой, он тебе понадобится, как соль... и соль... надо же, чуть не забыли... Ну, кажется, все?.. Думай!.. Бетка, возьми-ка это!
Бетка положила узел в заплечную корзину, будто идет она в город за чем-то, и стала у двери. Тетка и Мадла оставались еще в горнице.
— Ну а четки-то у тебя есть? — снова спросила тетка, чтобы продлить прощание.
— У меня молитвенник.
— Да что там молитвенник, ты должна иметь четки, вот тебе мои, я молюсь перед сном, — и из кармана, откуда она перед тем вынула складной нож, достала четки, поцеловала их и протянула Мадле.
— А что же вам останется... господи... вы все мне отдаете.
— Бери... я могу ведь достать те, что ношу в костел, — и, положив руку Мадле на плечо, другую опустила в глиняную кропильницу, стоявшую у двери, и трижды перекрестила племянницу.
— Пусть хранит тебя в пути господь бог от всякого зла, чтобы ты вернулась такой же, как уходишь.
С этим благословением старуха проводила за порог племянницу, которую любила, как родную дочь, подождала, пока не захлопнулась за нею калитка. Затем вернулась в горницу, погасила лучину, открыла ставни и, опустившись коленями на скамеечку у окна, сложила руки и начала молиться.
Постепенно стало слышно пение уже не одного, а многих жаворонков, утренняя заря разлилась по небу так, что золотые лучи солнца осветили темные вершины кладзких гор. Деревня ожила, но Мадла с Беткой были уже далеко от нее.
Наверно, в десятый раз Бетка вскакивала с лавки перед трактиром в предместье Яромержа, думая, что едет папаша Гаек. Они сидели тут час, а он все не ехал.
— Я вся, как на иголках, Бетушка, может, мы его прозевали?
— Как это прозевали, мы ведь сидим у самой дороги, да тут и мышь незаметно не проскочит. Вы только не бойтесь, Мадла, здесь нас никто не знает и искать не будут.
— Кто знает, теперь уже нашим стало известно, что я ушла, могут и послать за мною.
— И пусть. Хозяйка скажет вашим родителям, что отослала вас в Рыхнов к тетке, чтобы вы все эти страхи позабыли. И только через несколько дней сообщит матери, куда вы отправились... Пускай там ищут.
— А ты не проговоришься, Бетушка, если тебя мельник...
— Да я лучше себе язык отрежу, — перебила ее Бетка, — чем скажу что-нибудь про вас этому злодею. Не знаете вы Бетку!.. Пусть вынюхивает, я заведу его на крышу и скину оттуда как козла, ничего он не узнает... Я ведь сказала нашей хозяйке: «Если вы заставите девку выйти за этого плешивого антихриста, она до свадьбы не доживет». Золотая моя Мадла, я старая... я всего лишь прислуга и то не пошла бы за него, а как же вам этого хотеть, такой красавице! Жаль было бы отдать вас за такого мерзкого брюзгу... один его нос чего стоит — как шпиль у башни, а глаза, как у василиска, того и гляди порчу напустит. И хоть бы что-нибудь в нем хорошего было, а то ведь — прости, господи, — черт пакостный. Умрет, так в аду на нем пахать будут.