Хороший список
Шрифт:
«Среди нас убийца в карнавальной маске!»
Любопытно, как реагируют люди на весть о смерти чиновника.
То ли я жил среди таких, то ли это норма, но я видел лишь жадность до череды новых сплетен, интерес.
И ни тени сожаления или печали.
Чем они лучше меня? Тогда почему они достойны быть в хорошем списке, а я нет?
Я снова вспомнил отца, и меня затошнило.
Или затошнило от того, что перед глазами мелькнули картинки минувшей ночи. Или же я просто давно не ел.
Крикуны
Я ловко поймал одну и сунул в карман. Послушаю ее позже, в доме у «тетушки», которую я никогда не видел.
Взбежав по лестнице на мост, я неудачно попал голодным взглядом в тарелку одного из гостей «ЛаМонезы» – уличной террасы для завтраков. От вида хлеба с ветчиной и сыром скрутило живот. Скорее бы добраться до нового пристанища.
Моя «тетушка» вальяжно развалилась на софе, обитой лазурной блестящей тканью, брови ее возмущённо столкнулись у переносицы, как две неуправляемые гондолы, грудь тяжело вздымалась под полупрозрачным шифоном. Всем своим видом она показывала, как недовольна была подняться раньше полудня ради очередного племянника.
– Твоя комната р’асполагается на втор’ом этаже, мой др’уг. Карр’илиан… какое неудобное имя для меня. Я буду звать тебя Ка. На столике все, что тебе может понадобиться. Инфор’мационная сфер’а там же, она будет уничтожена после пр’ослушивания, твоя вер’евка ползает где-то в комнате, постар’айся познакомиться с ней до того, как она попытается тебя пр’идушить. Что касается сегодняшнего выхода в свет, я буду ждать тебя здесь в шесть вечер’а. Явишься с опозданием хоть на минуту, и ты мне не племянник, я ненавижу ждать. Это ясно?
Я молча кивнул, заставляя себя не рассматривать выставленные напоказ прелести новой родственницы.
– Есть какие-нибудь вопр’осы?
– Я бы хотел поесть.
Брови бесстыдницы вспорхнули вверх, гримаса презрения исказила миловидное личико.
– О, конечно, Ка. Я пр’икажу накр’ыть на терр’асе.
– Как я могу к вам обращаться? Или это так же будет описано в инструкции?
– Сеньор’а Энберр’и, мой мальчик. Ну, это для всех, а для тебя я буду тётушкой Ви.
Мне показалось, что веревка уже обмоталась вокруг моей шеи, но это было лишь действие ее фамилии, озвученной мне в такой небрежной манере.
– Что с тобой? – удивленно откинулась на спинку софы вдова убиенного мной сенатора.
– Я бы поел как можно скорее.
– Тогда поспеши р’аспр’авиться с инстр’укцией, мой дор’огой.
Она даже не старалась подобрать слова-синонимы, в которых не было бы злосчастной буквы «р», выговариваемой ею с таким трудом. Будто кичилась своим недостатком, делая все для того, чтобы собеседник ни на миг о нем не забывал.
Сам не зная, что делаю, я достал из кармана сферу и подбросил в воздух – комната завибрировала от оглушительного вопля:
«Убит сенатор Энберри! Сегодня ночью на Правом берегу зарезан ножом в своём собственном доме! Убийца среди нас! Полиция города начала расследование! Будьте бдительны, пока преступник на свободе! Убийца в Карнавальной маске!»
Я не сводил с нее взгляда: изогнутые уголки губ дрогнули, кожа приняла почти жемчужный оттенок, тонкие пальцы впились в ручку софы, она начала задыхаться, создавая панику среди явившейся прислуги. Пару капель эфира, пару нежных пощёчин служанки, пару глотков воды, и вот она уже пришла в себя, резко поднялась с софы и подошла к балкону.
– Сообщить об этом деликатнее тебе не хватило ума или сер’дца? – она стояла ко мне спиной.
– Простите, прежде мне не приходилось быть плохим вестником.
– Обычно плохих вестников убивают на месте. Не будь ты моим племянником, пр’ишлось бы поступить так и с тобой. В следующий р’аз подумай, пр’ежде чем что-то сделать. Оставь меня. Инстр’укции в комнате, завтр’ак не терр’асе. До вечер’а.
Я взбежал вверх по лестнице и заперся в комнате, любезно предоставленной мне той, мужа которой я убил сегодня ночью.
Сердце колотилось бешено, но оно не разгоняло кровь по телу, а будто засасывало ее в себя, делая конечности холодными и тяжелыми. Собственное сердце желало мне смерти.
Я зажал пальцами уголки глаз, чтобы сосредоточиться, как вдруг что-то на полу шевельнулось. Веревка бросилась на меня с такой скоростью, что я не успел отпрянуть. Я знал, что нужно защитить шею и обхватил ее руками прежде, чем верёвка обмоталась вокруг. У этой паскуды был прескверный характер, если она решила начать знакомство с борьбы не на жизнь, а на смерть. Веревка стала стягивать руки, и, как ни пытался, я не мог разорвать ее смертельную хватку.
Решение созрело мгновенно (хотя я и не подготовился к встрече с ней): я резко выдернул одну руку, позволив веревке добраться до шеи с одной стороны. Если бы я не был заядлым курильщиком, я бы стал трупом преждевременно. Курение иногда спасает жизнь. Я молниеносно вытащил из кармана огневичку и поджег проклятую тварь, опалив себе кожу.
Веревка зашипела и рванула под кровать, но я уже атаковал. Ухватил ее за шершавый хвост – чиркнул огневичкой возле новоявленного фитиля. Она зашипела, выгнулась и бросилась на меня снова – безуспешно. Я поймал то, что, скорее всего, было её мордой, и теперь оба конца веревки были в моих руках. Обвязав ее вокруг стула, я стал стягивать ее до тех пор, пока она жалобно не запищала.
– А теперь слушай меня, тварюга. Я не для того прошёл через такое дерьмо, чтобы окочуриться из-за проклятой вещички, наделённой магией. Не думай, что я забудусь и расслаблюсь. И припрячь свою змеиную натуру для тех, на кого ты будешь охотиться по моему приказу.
Веревка какое-то время пыталась вырваться, но все же сдалась и обмякла. А дальше я действовал так, как научил меня Айнего:
– De nun, vi servas min, ^gis vi mortos, mia au via. [2]
Веревка досталась мне в награду за труды, а заученная фраза связала нас узами магии.
2
Отныне ты служишь мне до смерти, моей или твоей (эсперанто).