Хорошо, когда хорошо! Хроника сибаритства
Шрифт:
Если вас не впечатлило название «студень из желудей», можете заказать лобстера. В отеле «Корё» у вас, в отличие от простых северокорейцев, которым вход запрещен, есть такая возможность.
На второй день пребывания в Пхеньяне я так и сделал: заказал себе лобстера. При этом дважды переспросил официанта: «Лобстер – это точно лобстер?»
– Yes, lobster, – с улыбкой ответил мне по-английски официант. И через 10 минут поставил на стол средних размеров тарелку, на которой в виде солнечных лучей была выложена дюжина мелких очищенных креветок, а по центру стояла круглая плошечка с майонезом. Еще несколько минут я просидел в ожидании лобстера, не притрагиваясь к креветкам и думая, что это, вероятно, комплимент от ресторана. Но время
– И где мой лобстер? – не выдержал я, подозвав официанта.
– Yes, lobster, – указал он на тарелку с креветками.
– Что? Is this a lobster?! – взревел я, поняв, что сегодня мне суждено остаться голодным.
– Yes, yes, lobster, – все с той же вежливой улыбкой заверил меня официант.
Следующим вечером мы с одним соратником-сибаритом из Хабаровска решили пройтись по Пхеньяну в поисках ресторана, где можно было бы нормально поесть. Еще в первый день пребывания здесь, отправляясь на экскурсию, мы заметили недалеко от отеля вывеску Sushi. Этот японский ресторанчик мы скоро и нашли, но он оказался совершенно пуст – ни одного клиента и никого на кухне. Нас встретил испуганный кореец в кимоно, который попытался что-то объяснить, но мы были так зверски голодны, что ничего не желали слушать и решительно сели за столик у окна.
– Open? Открыто? – спросил я. – Ну и отлично! Menu, please.
Кореец, покряхтев, принес меню. Мы долго не выбирали. Я заказал курицу с рисом, мой друг – какие-то роллы и саке. Через полчаса мне подали непрожаренное куриное бедро и плошку риса, а роллы и саке мы не дождались, потому что… за нами пришли. Да, за нами пришли! Какие-то мужчины в строгих костюмах с золотыми значками на неплохом русском вежливо, но настойчиво предложили пройти с ними… в гостиницу. Я тут же вспомнил, что точно такие же люди в черном круглые сутки пасутся в холле нашего отеля. Они ходят из угла в угол, тихо разговаривают между собой или сидят на диванах, создавая видимость, что отель ничем не отличается от отелей в других странах мира и его посещают не только иностранцы, но и корейцы. Кроме этих мужчин в одинаковых костюмах с партийными значками на лацканах и с галстуками двух цветов (красного и синего) в холле отеля также постоянно находится несколько женщин-кореянок в национальных платьях голубого и лилового цвета и с ярким макияжем на лицах. Они тоже делают вид, что пришли сюда «просто провести время»: встретиться, посудачить о чем-то женском, ну, в общем, отдохнуть. Этакие светские львицы по-северокорейски. На самом деле, конечно, и те и другие – сотрудники спецслужб, следящие за порядком, присматривающие за соотечественниками, работающими горничными и официантами, среди которых, будьте уверены, каждый второй, если не абсолютно все, тоже их коллеги. В отеле «Корё» они есть даже в бассейне и сауне. Мы, например, приметили двух пожилых корейцев, которых три дня подряд заставали в банном отделении (не у бассейна, что было бы, наверное, более естественно для постояльцев отеля, а именно в бане!), где они всякий раз, когда мы туда заходили принять душ до и после бассейна, намыливали и увлеченно натирали друг другу спины маленькими, чуть ли не зубными, щеточками.
Как я понял, когда мы с товарищем вышли без сопровождения гида из отеля, то нарушили установленный порядок пребывания в КНДР иностранных туристов. Поэтому официант японского ресторана сообщил о нас куда следует – и за нами пришли. Мы особо не сопротивлялись: уже знали от других членов нашей делегации, что самостоятельно гулять по Пхеньяну или куда-нибудь ездить нельзя. Сопротивляться людям в черном – тем более. А если уж нам захотелось посетить коммерческий ресторан, прежде следовало обратиться к кому-нибудь из гидов, кто бы все организовал и сам бы нас туда проводил. Тогда курицу мне прожарили бы хорошо и роллы бы сделали, заранее завезя в ресторан продукты. И саке подали бы. Но мы же русские и надеемся на авось!
А вот в Москве даже после голодомора 1932 года или позднее, в разгул сталинского террора, работало множество ресторанов, где подавали самые разнообразные блюда из мяса и рыбы, где вино и водка лились рекой. А черную икру продавали тогда в московских магазинах в бочках на вес. То же самое было в Ленинграде и Киеве. Про период нэпа уже и не говорю! И во всех «заведениях советского общепита», многие из которых располагались в гостиницах, ежедневно собирались интуристы и шлюхи, жулики и герои соцтруда, знаменитые летчики и артисты, писатели и поэты. Туда легко мог попасть любой желающий, будь он хоть чухонец или кореец, дворник или студент. Для этого требовалось лишь отстоять очередь или дать на лапу швейцару. Перечитайте Булгакова, Катаева, Ильфа и Петрова, Зощенко или Рыбакова и убедитесь в этом сами.
В Пхеньяне такого никогда не было и нет. И простой работяга-кореец не сможет войти в тот же отель «Корё», где живут иностранцы, чтобы утолить жажду кружечкой местного пива. Кстати, в нулевые, когда это пиво только начали выпускать, оно называлось просто и незатейливо – «Пиво № 1», «Пиво № 2» и так далее до № 5 в зависимости от крепости. Сейчас оно получило красивое называние «Тэдонган» – в честь реки, протекающей через Пхеньян. Надо признаться, пиво весьма неплохое.
Вообще-то и для иностранных туристов здесь действует очень много запретов. Запрещено, например, появляться у большинства достопримечательностей в неформальной одежде или фотографировать военные объекты.
– А что, нас повезут на военные объекты? – прикидываемся мы дураками.
– Нет, но вдруг вы сами…
– А мы можем ездить сами?
– Нет-нет, мы будем вас возить.
Из этого мы делаем вывод, что какие-то военные объекты у них искусно замаскированы под гражданские, но откуда нам об этом знать?
– А вы снимайте то, что вам покажут. Это просто.
Да, просто. Но поначалу все кажется шуткой – восточной шуткой. И я тут же решаю проверить, шутка ли это. Оказалось – нет.
Пока члены нашей делегации поглощали в городском ресторанчике острую корейскую морковь и еще что-то «на основе мясного бульона», я вышел на улицу и принялся снимать на видеокамеру все вокруг: дома, станцию метро, идущих мимо людей. И вдруг услышал дикий женский крик и увидел, как с противоположной стороны улицы по проезжей части в моем направлении бежит здоровенная баба в милицейской форме и угрожающе машет кулаками. Она подбежала ко мне, продолжая орать и тыча пальцем в камеру. И я (о боже!) подчинился ей: стал показывать этой жабе в ускоренном режиме все, что у меня было записано.
«Как? Почему? Зачем я это делал?» – спрашивал я себя позже, когда в автобусе рассказывал товарищам о происшедшем. В итоге ответил себе и им: «Я вдруг вспомнил наше советское прошлое. Нет, оно само вылезло из меня и парализовало на какое-то время мою волю».
Потом я, конечно, очнулся и, захлопнув перед носом бабы в сапогах дисплей камеры, послал ее к черту, но суть остается сутью: мы, жившие в СССР, привиты с детства не только от оспы и полиомиелита, но и от чувства собственной правовой защищенности.
До 2013 года в КНДР существовал даже запрет для иностранцев ввозить личные мобильные телефоны: их забирали у людей прямо в аэропорту при прохождении таможенного досмотра, а в конце поездки там же, в аэропорту, возвращали. Но что корейские умельцы делали с этими телефонами, известно одному богу.
«Когда я прилетел сюда в первый раз в 2007-м, у меня эти черти забрали новенький айфон, – жаловался нам депутат-единоросс, которого мы угостили в автобусе водкой. – А у меня там, е-мое, сколько всего было! Я, конечно, не хотел отдавать, ругался, но заставили. С ними спорить бесполезно».