Хорт – сын викинга
Шрифт:
Со стороны Морав напоминал дикаря, которые водились в глубине лесов, – в лохмотьях, мало напоминающих одежду, и в ритуальной раскраске, из-за чего его лицо было похожим на обличье нечистого духа. Единственным стоящим предметом одеяния были свежие лисьи шкуры, наброшенные на плечи. Юноша сшил их жилами убитого оленя. Они служили ему плащом во время непогоды и одеялом в довольно прохладные ночи, так как лето уже было на исходе.
Охотники городища изредка встречали остатки древнего племени дикарей, но у них рука не поднималась на несчастных оборванцев, одеждой которых служили звериные шкуры, хотя они и нарушали неписаный лесной закон, изредка появляясь в охотничьих угодьях русов.
Взаимовыгодная торговля продолжалась довольно долго, но затем племя лесных дикарей куда-то исчезло, и больше о них никто не слышал. Возможно, они откочевали в глубь лесного разлива, потому что их начали беспокоить охотники других племен, населявших берега Варяжского моря: чудь, меря, весь, мурома, черемисы, мордва, пермь, печора, нарова, ливы, емь. А они были не столь доброжелательны к ним, как русы; им казалось, что дикари отбирают у них охотничью добычу, которой стало меньше, нежели в прежние времена.
Скитания Морава по лесу мало сказались на его внешнем облике, разве что ноги еще больше окрепли, потому как он рыскал в поисках белого волка с раннего утра и до ночи. Белые волки, реликты древней эпохи, были чрезвычайно редки, и их шкуры ценились очень высоко и полагались только вождям племен. Или хоробрым, воинам-магам.
Из оружия у юноши были нож, копье и отменный лук, который дал ему на время Яр-Тур. Узнав, какой урок задала Мораву ведунья, он стал относиться к юноше весьма предупредительно и даже с некоторой опаской. Старому воину хорошо было известно, что собой представляют те, кто имеет привилегию носить на своих плечах шкуры белого северного волка; во всех поселениях русов их можно было пересчитать по пальцам одной руки. Даже такой знаменитый воин, как вождь племени Яролад, не удостоился этой сомнительной почести при наречении новым именем.
Что касается еды, то Морав, умелый охотник, просто не мог голодать в лесу, где полно разной живности. Первым делом он подстрелил молодого, хорошо упитанного оленя, и его мясо завялил на угольях, чтобы не терять времени в поисках пропитания. Конечно, он не пренебрегал и попутной добычей, благо и искать ее не нужно было, потому что глухари, рябчики, куропатки и фазаны встречались едва не на каждом шагу. Особенно много их было в ягодниках – птицы нагуливали жирок перед долгой зимой. А уж зайцы и вовсе выскакивали из-под ног, но Морав предпочитал жаркое из птиц.
Он готовил его на вечернем привале, притом весьма своеобразно: удалял у птицы внутренности, затем обмазывал перья толстым слоем глины и запекал в угольях. Когда жаркое было готовым, прокаленный слой глины снимался вместе со шкуркой и перьями, и восхитительно мягкое и ароматное мясо, испеченное в собственном соку, утоляли голод значительно лучше вяленой оленины, которую он обычно жевал на ходу…
После того как росомаха удалилась, некоторое время на поляне и вокруг нее царили спокойствие и умиротворенность. Морав от нетерпения прикусил нижнюю губу до крови, но боли не почувствовал; все его мысли были сосредоточены на самом главном: неужели он ошибся и росомаху вспугнули не белые волки?! Он знал, что более мелких серых хищников росомаха особо не опасалась. Иногда случалось, что она отбирала добычу даже у медведя, не говоря уже о серых волках.
Но вот в окружающей обстановке что-то изменилось. Этот момент Морав ощутил кожей. Казалось, что в полном безветрии лесной поляны, окруженной стеной вековых деревьев, подул легкий ветерок, притом с разных сторон. Волки! В этом юноша уже не сомневался. Наверное, в данный момент они перекрывают оленям наиболее удобный путь к бегству. В голове юноши билась, как птичка в силках, единственная мысль: какие волки готовятся напасть на стадо – серые или белые?
Однако не только Морав почувствовал надвигающуюся опасность, но и вожак оленьего стада. Это был крупный зверь в расцвете сил, с огромной ветвистой короной на голове. Тело оленя лоснилось, и когда на него попадали редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь древесные кроны, светло-коричневая шерсть животного приобретала золотистый оттенок; казалось, что благородный зверь излучает сияние.
Приближалось время оленьих свадеб, и самые сильные самцы собирали вокруг себя не двух-трех самок, как обычно, а в три раза больше. Величественный и могучий рев оленя во время гона далеко разносился по лесу. Мораву не раз доводилось слышать его, как и стук рогов дерущихся самцов. Судя по тому, что самок на поляне паслось больше десятка, красавец олень пользовался большой популярностью среди важенок.
Олень резко вскинул голову, отягощенную огромной короной, и насторожился. Врагов у оленей было много, но не каждый зверь мог отважиться напасть на стадо животных во главе с самцом в полном расцвете сил. Острых оленьих копыт и рогов побаивались даже серые волки, кровожадные лесные разбойники. В одиночку на оленей они не нападали, только стаей.
Но их белые собратья не знали страха. Ростом с жеребенка, с мощными лапами и широкой мускулистой грудью, северные волки могли задавить жертву даже своим немалым весом, не говоря уже о клыках, которые были больше, чем у медведя. Главной особенностью белых волков было то, что летом они в основном держались парами и только к зиме сбивались в немногочисленные стаи.
Увы, подать сигнал тревоги олень не успел. На фоне коричневых древесных стволов мелькнула белая молния, и огромный волчище упал на спину важенки. Она закричала почти как человек, но ее крик тут же превратился в булькающие звуки – волк перегрыз ей горло.
Похоже, вожак хорошо научил обороняться своих подруг. Вместо того чтобы со страха броситься бежать, они мигом сбилось в тесную кучу, и волчицу, опоздавшую с прыжком, встретили острые копыта.
Она чудом спаслась от верной смерти, но ее пушистая сизо-белая шерсть покраснела от ран. Хромая на переднюю лапу, волчица даже не зарычала, а жалобно тявкнула; она отскочила в сторону и тяжело задышала, не сводя с важенок красных от ярости глаз. Волчица была еще молодой и неопытной, но, судя по реакции самца, очень любимой.
Заметив, что его подруга ранена, он взъярился. Оставив свою добычу, волк, свирепо оскалившись, ринулся на самца, справедливо посчитав, что именно вожак виноват в том, что оленье стадо оказало неожиданное сопротивление. Ведь олени при виде северных волков обычно надеялись лишь на быстроту своих ног.
Это был его просчет. Олень не дрогнул. Движения вожака были точно рассчитаны, и когда волк попытался добраться до его горла, он изловчился, опустил рога и спустя миг матерый хищник уже парил в воздухе. Он не упал, сумел как-то извернуться и встал на все четыре лапы. Но на него было страшно смотреть; даже Морав невольно вздрогнул. Такой свирепости ему никогда не доводилось видеть.