Хорватские сказки стародавних времён
Шрифт:
А бесенок и тут скачет перед ним то слева, то справа; летает и скачет по тропинке перед Потехом, словно заяц.
Так дошли они до одного места, вроде небольшого ущелья между скал, очень каменистого. Сбоку был колодец. «Здесь и останусь», – подумал Потех и тут же, под дикой яблоней, разостлал свою овчинную куртку, и сел, чтобы в тишине обдумать и вспомнить, что взаправду сказал ему Сварожич. Но как только бесенок это заметил, то забрался под пень напротив Потеха и стал выкидывать всякие штуки и досаждать ему: то пустит Потеху ящерицу под ноги, то накидает ему репейников на рубаху, то запустить в рукава кузнечиков. Так продолжалось довольно долго. Встревожился Потех и думает: «Несносно мне это! Покинул я мудрого деда,
III
Так и жили Потех и бесенок рядом в каменистом овраге, и как было в первый день, так и дальше шло: бесенок всячески досаждал и мешал Потеху.
Вот однажды прекрасным ранним утром проснулся Потех, поднялся и с весельем подумал: «Как тихо, как радостно; сегодня я допытаюсь правды». Глядь, а с дикой яблони уже сыпется на голову Потеха целый ворох яблок, и помутилось у него все в голове, все мысли смешались. А бесенок на яблоне хохочет, хохотом заливается. – И вот опять, только Потех в тенистой прохладе собрался с мыслями и уже начал кое-что припоминать: «Вот, вот память моя проясняется, теперь вспомню я всю правду!» – В тот же миг бесенок, набравши воды в свернутую из древесной коры трубку, издали нацелился, дунул и окатил Потеха струей холодной водицы так, что у Потеха все мысли из головы разбежались.
И много всяческих проказ и дурачеств проделывал бесенок в том ущелье. Было б это еще пол беды, если бы Потеху самому иногда не доставляло удовольствия глядеть на эти проказы. Только соберется он с мыслями, а глаза его уже следят за проделками мерзкого проказника.
Так вот и тратил он время по пустому. И рассердился Потех, все сильнее томимый желанием скорее вернуться к деду и видя, что при этом бесе он никогда не доищется правды.
И решил Потех: «Надо мне его уничтожить».
Вот однажды утром придумал бесенок новую забаву. Взобрался он на верхушку скалы, где начиналось каменистое русло водомоины, оседлал гладкий сучок и, на нем сидя, молнией скатился вниз по водомоине. Понравилась бесенку эта забава, как ни одна другая, и захотелось ему собрать для нее подходящую компанию. Наладил он из травяного стебля свистульку, и вот с верхушки скалы разнесся его свист по всему лесу. А из кустов, из-под каменьев, из-под ракиты и из камыша повылезли и прискакали все бесенята. По его приказу захватили они по сучку и взобрались на скалу. И надо было видеть, как, оседлавши сучки, все они стремглав скатились вниз по водомоине! А каких только не было тут пород племени бесовского. И красные, как ряполовы, и зеленые, как ящерицы, и лохматые, словно ягнята, и голые, как лягушки, и рогатые, словно улитки, и серые, как мыши. Словно очумелая летела эта рать вниз по водомоине на своих сучках, как на конях бешенных. Друг за другом плотной гурьбой летели они со скалы поперек ущелья, до середины его, где лежал большой камень, густо обросший мхом. С разгона налетали они на этот камень и, тиская друг друга, кучами валились на мох, словно одурелые.
Так эта бесовская толпа скатилась с визгом и хохотом два-три раза, а у Потеха мысли разбегаются: и глядел бы на них и смеялся бы, да досада берет – как тут в такой сумятице добраться до правды. Так и этак, туда-сюда, но вот Потех решил таки: «Нет, не до смеха тут, не до забавы; должен я извести этих бездельников, иначе напрасно я пришел сюда».
Заметил Потех, что сучки с бесенятами скатываются из водомоины в направлении прямо на колодец, и, не будь на пути их камня, обросшего мохом, полетели бы бесы стремглав в колодец. И прислонился Потех к тому камню; и вот, когда бесы с визгом и писком скатывались вниз по водомоине он одним толчком отпихнул камень – и покатила одуревшая бесовская рать прямо на колодец.
А там и в колодец
А Потех тут же навалил камень на колодец, и очутились бесы, как мухи под опрокинутым горшком.
Обрадовался Потех, что так удачно отделался от бесов, и пошел он на свое место, чтобы теперь в полном спокойствии додуматься до правды.
Но, увы, не тут – то было. В колодце бесы стали метаться и бесноваться, да так, как никогда. Через все щели колодца стали прорываться мелкие вспышки пламени; выпускали их бесы от жестокой муки. Далеко во все стороны разлетались брызгами эти вспышки, и так беспрерывно, что у Потеха сразу же закружилась голова. Закрыл было Потех глаза, чтобы вспышки ему не мешали.
А там в колодце такой шум, визг, писк, вой, стук и возня, что у Потеха в ушах звон оглушающий стоит, и где уж тут о чем либо думать! – И зажал он уши, чтобы ничего не слыхать.
Но тут пошел сквозь колодезные щели такой чад и серный смрад от бесовского смертного страха, что Потех в этом чаду и смраде сталь задыхаться. Понял Потех, что ничего не поделаешь. «Вижу теперь, говорить он, что плохо: запертые бесы во сто крат хуже вольных. Пойду-ка да выпущу их, коли невмоготу мне их уничтожить. Все же мне легче терпеть их проказы, чем страдать такой мукой!»
Пошел он и отвалил камень в сторону, а перепуганные бесы быстрее диких кошек повыскакивали и бросились в рассыпную, кто куда, иные и в гору, и никогда уже больше никто из них в овраг ни ногой.
Остался только тот единственный, черный, как крот и с огромными рогами, не смевший из страха перед Бесомаром оставить Потеха.
Но и он с того дня, как будто присмирел, стал больше уважать Потеха.
Так они вдвоем кое-как и устроились. Привыкли друг к другу и стали жить рядом.
А время шло; и вот уже почти целый год прошел, а Потех еще далеко не додумался, что взаправду сказал ему Сварожич. А к концу года стало и бесенку невмоготу. Думает он:
«Доколе я так зря здесь торчать буду».
Вот однажды вечером, когда Потех было уже спать собрался, подходить к нему бесенок и говорит:
– Что же ты, голубчик, сидишь здесь, почитай, целый год, а к чему тебе это? Ведь дед твой там на прогалине может быть за это время уже и помер!» Острая боль схватила Потеха за сердце, словно его иглой пронзило, но все же он ответил:
– Такой я дал обет не уходить отсюда, пока не дознаюсь правды, а правда прежде всего». Говорил так Потех, ибо был он правдив и благороден. Однако, Потеха глубоко уязвило то, что бес сказал о деде, и не мог он заснуть всю ночь, метался и ворочался и все думал о том, что теперь с его дедом, с его милым старцем.
IV
А дед тем временем продолжал жить на своей прогалине с Маруном и Лютишем, да только жалкое было его житье. Внуки не заботились о деде, мало и были с ним. Не здороваясь с ним по утрам, не прощаясь с ним на ночь, целыми днями бродили они по своим делам, слушаясь своих бесов, сидящих все также – один в торбе, а другой за пазухой.
Марун что ни день приносил из леса новые ульи, тесал бревна, строил и выстроил себе новую избу. Первым же делом вырезал он себе десяток бирок и всякий день считал и подсчитывала как бирки заполняются зарубками.
А Лютиш бродяжничал, охотился и разбойничал; приносил меха и дичь, таскал и скотину, а раз привел с собой и двух пленников и как батраков поставил их на все работы служить себе и брату. Все это тяготило и огорчало деда Вещего, а братьев тяготил старец, и все враждебнее глядели на него внуки. Зло их брало, что старец отказывался от услуг батраков и срамил их тем, что сам колол дрова и сам носил воду из колодца. И дошло дело до того, что все в старце досаждало внукам, даже и то, что старец неизменно всякий день приносил щепки на поддержание святого огня.