Хоть потоп !
Шрифт:
Она закопалась в сумке, чтобы не смотреть на него, но он уже овладел своим голосом и продолжал:
– Потом, потом. Я хотел вам сказать, что уже первая наша встреча произвела на меня большое впечатление. Это отношение искреннего участия, которое... Простите, я сегодня весь день репетировал эту речь и получалось очень складно.
Он робко улыбнулся, и Лера поняла, что не видела ни разу его улыбки, его лицо не было для этого приспособлено, и мышцы щек двигались неуверенно, словно он был актером, который так давно не играл роль,
– Мы говорили о том, что после меня ничего не должно остаться, помните?
– Да.
– А я ведь чуть не умер. И много размышлял потом.
Вот это было главное, что он хотел ей сказать.
Лере хотелось бы найти какие-то правильные, точные, нужные ему сейчас слова. И от того, что она не знала, какие слова правильные, возникал страх все испортить, и она молчала.
– А ведь вы не все знаете, - сказал Суслин. Он снова улыбался, теперь куда уверенней.
– И воспринимаете мою речь в плане абсолютной абстракции.
Лера послушно кивнула.
– Так знайте же - я не только нашел биоволны мозга, но и научился их улавливать. Уже есть приемник биоволн.
Биоволн не существует, уверял Траубе, который все знает. Это все равно, что построить вечный двигатель.
– Калерия Петровна, - продолжал Суслин, не смущаясь отсутствием энтузиазма, - вы мне не верите? Мне никто не верил, куда более знающие люди, чем вы. Я выйду отсюда и все вам покажу. Вы знаете, что я ушел из техникума, потому что пришло время для последнего наступления. Я почти написал статью, короткую, три страницы на машинке. Этого достаточно.
– И земная слава?
– Ах, как вы злопамятны! Черт с ней, с земной славой! Хотя я от нее не намерен отказываться. Знаете, куда я пойду первым делом? К академику Чхеидзе. Три года он терпел мою лабораторию. А ведь я сам от него ушел. Озлился и ушел. Я приду к нему и скажу: по справедливости вы должны стать моим соавтором.
Гадкий утенок. И почему она никак не может разглядеть в нем лебедя?
– А ваш приемник?
– спросила она.
– Вы его покажете Чхеидзе?
– Я его покажу вам. Вы будете первая, кто его увидит в работе. И тогда вы мне поверите.
Когда Суслин провожал Леру к лестничной площадке, шагая с преувеличенной осторожностью сердечника, он остановился у телефона-автомата и строго спросил:
– Вы двухкопеечные монеты принесли? Мне их много надо. Штук пять.
Лера высыпала ему на ладонь кучку монеток, и он быстро сжал пальцы, словно поймал муху.
Лера попрощалась с ним. Не выпуская монет, он протянул ей кулачок.
– Погодите, вы же главного не знаете, - сказал он вдруг.
– Мой приемник работает. Всегда работает. И пока я был здесь, он тоже работал. Это очень смешно. И он настроен на биоволны моего мозга. Их можно определять, как отпечатки пальцев. Вы придете, когда меня будут выписывать?
– Обязательно.
– Это самое главное. Важно, чтобы я на обратном пути не попал под машину. Понимаете?
– Нет.
Суслин вдруг подмигнул ей.
– Неужели не поняли? Мой приемник соединен с металлическим ящиком, в котором хранятся все мои работы, все расчеты - все. Если мой мозг прекращает посылать биоволны, включается цепь, это элементарно, и в ящике все сгорает. Я бы умер, и не осталось бы ни строчки. А впрочем, никто бы не стал их искать. Только об этом никому ни слова.
Я вам доверяю.
И он почти игриво погрозил ей пальцем.
Ну и дурак, бормотала про себя Лера, спускаясь по лестнице, ну и дурак. Господи, какой он весь изломанный!
– Девушка!
– остановил ее гулкий бас.
– Вы меня?
Ее догонял объемистый врач с черным каракулем волос вокруг блестящей лысины.
– Это вы навещали Суслина?
– Да, - сказала Лера.
– Где же вы раньше были?
– Я только два дня назад узнала, что он здесь.
Лера чувствовала себя смертельно виноватой.
Врач схватил ее за руку.
– Поймите меня правильно, - ворковал он, не без удовольствия разминая в руках пальцы Леры.
– Суслин - моя гордость. Восемь минут клинической смерти.
– А он мне ничего не сказал...
– Он и сам этого не знает. При его нервном состоянии, бесчисленных комплексах и маниях... я бы никогда не осмелился. Когда-нибудь потом, когда он будет вне опасности, мы порадуемся вместе. Восемь минут - и никаких последствий.
Этот разговор тут же вылетел из памяти. Впрочем, этому было вполне прозаическое объяснение. Лерин взгляд упал на настенные круглые часы. А часы показывали половину восьмого. Дома голодные Олег и Мишка, которые не представляют, куда девалась их жена и мать. А ведь она должна еще купить чего-нибудь на ужин.
Навестить Суслина Лера не собралась, но обещание встретить при выписке выполнила. Даже успела купить букет сирени, чем привела Суслина в полную растерянность, потому что он совершенно не представлял, что положено делать с букетом, некоторое время держал его как веник, словно намеревался подмести им вестибюль больницы, потом вернул его Лере и успокоился. Он был явно взволнован, и в этом не было ничего удивительного.
В такси он спросил:
– А вы знаете, не исключено, что я побывал на том свете.
Он уколол Леру настороженным взглядом.
Какая я дура! Гулкий бас доктора зазвучал в ушах. Ведь Суслин был восемь минут мертв. И если железный ящик не плод его тщеславного воображения - все сгорело! А сейчас он увидит, и в его состоянии...
Ну что делать? Везти его обратно в больницу?
– Ничего страшного, - услышала Лера свой собственный жизнерадостный голос.
– Вы же живы. Восстановить куда проще, чем изобретать вновь...
– Вы же ничего не понимаете!
У двери он сунул ей в руку ключ, сказав: