Хоук
Шрифт:
Поэтому он отвернулся и отошел от окна.
В итоге Хоук оказался один в своей комнате. Он сидел, закрыв лицо ладонями. Свет был выключен, тишина оглушала. «Это другое, — он пытался убедить себя. — Здесь дверь, которая открывается. Свет можно включить и выключить. И не слышны эти… эти крики».
Но этого оказалось недостаточно, и монстр внутри разволновался, как только он оказался в четырех стенах.
В одно мгновение Хоук снова вернулся туда.
В одиночную камеру.
К расписанным кровью стенам.
Над ним флуоресцентная лампа —
Крики — черт возьми! — он все еще мог слышать, как они эхом раздаются в его голове.
Это была чертова преисподняя. Та, что вызывала у него желание разорвать ногтями собственное горло и вырвать легкие.
Он должен был это сделать. Должен был сдохнуть в луже собственной крови. Тогда он не вернулся бы сюда.
Президентом.
Влюбленным в женщину, которая теперь его ненавидит.
Вынужденным снова убивать всех вокруг, чтобы заставить мир бояться
Последние пять лет он только и делал, что прятался и вел бессмысленную и пустую жизнь.
И теперь это.
Он представлял, как ходит кругами по этому чертову гадюшнику, потом валится на пол, флуоресцентный свет слепит глаза, а в голове повторяются только два слова.
Не доверяй.
Не доверяй.
Глава 37
Тайлер
Борден принес какие-то дурные вести, потому что после его ухода Хоук стал другим. Глаза стали пустыми, движения резкими, а взгляд настороженным. Если я считала, что прежний Хоук вселял ужас, то это было заблуждением. Очень большим заблуждением.
Он дистанцировался ото всех, включая Гектора, и сидел в дальнем конце зала. Шестеренки в его голове вращались, и он всматривался в лицо каждого присутствующего в баре взглядом, полным недоверия и подозрений. Это был первый раз, когда я даже подумывала об уходе. Не навсегда, конечно, но до тех пор, пока он снова не станет нормальным. Потому что я знала этот взгляд — Хоук замышлял что-то недоброе.
В течение следующих нескольких дней он не ложился ко мне в постель. По факту, он постоянно ездил куда-то с парнями, вытрясая из фирмачей свою долю, от уплаты которой те слишком долгое время уклонялись. В какой-то момент он дошел до того, что приказал сжечь парикмахерскую, владелец которой отказался платить. Естественно, в ту же секунду, как парни начали свое грязное дело, он пошел на уступки и предложил Хоуку даже больше. Хоук отказался. Джесс рассказывал мне, что Хоук сказал тому мужику: «Один раз ты уже сказал «нет», и на этом все. Никаких поблажек».
С Хоуком шутки плохи.
Затем, в последующие дни, он занялся тем, что вышвырнул трех парней, которые почти не появлялись в клубе, но имели нашивки. Хоук сжег их нашивки на глазах у всех, после чего остальные парни вернулись к выполнению своих обязанностей.
Он не упоминал о нападении на клуб. Не отдавал приказа выяснить, кто за этим стоял. Он просто забросил это дело, словно оно больше не имело для него значения, а потом дал Джессу добро на то, чтобы я вернулась на работу.
Я удивилась, но была рада своему освобождению. Мне нужно было держаться подальше от беспредела Хоука. Я понимала, что это были необходимые меры, но понимать и видеть все это — две разные вещи. Хоук возвращался к своим истокам. Он показывал мне:
Напряженность между нами достигла апогея спустя несколько дней после моего выхода на работу. Джесс привез меня в клуб на машине, потому что Хоук, по-видимому, запретил ему возить меня на заднем сиденье его мотоцикла. Это было вполне объяснимо. Мы вышли из машины, и я потянулась забрать вещи с сиденья, когда заметила, как Джесс напряженно замер, пристально глядя на что-то.
— Что такое? — спросила я.
Не ответив, он просто кивнул прямо перед собой. Я остановилась рядом с ним и проследила за его взглядом. В дальнем углу стоянки был припаркован красный грузовик Кирка. Увидев его, я тотчас застыла, и мне потребовалась минута, чтобы оправиться от потрясения. Рядом с грузовиком на земле сидела Шей: спиной к колесу и с прикованными к ходовой раме руками. На ней не было ничего, кроме лифчика и трусиков. Я поняла, что она весь день провела под палящим солнцем. Ее кожа выглядела, как дубленая шкура: местами коричневая, местами красная, вся потрескавшаяся. Было не понятно, в сознании ли она, пока Шей с трудом не повернула голову в нашу сторону.
У меня отвисла челюсть.
— Какого. Хера.
— Сам в шоке!
Я сделала попытку направиться в ее сторону, но Джесс схватил меня за руку, вынуждая остаться на месте.
— Не надо, — сказал он жестко. — Если она так привязана, значит, на это есть причины.
— Похоже, она весь день провела на солнце.
— Я это понял.
— Но это же полный пиздец.
— Согласен.
Я вздохнула.
— Мы не можем просто так ее бросить.
— Знай свое место, Тайлер, — резко возразил он. — Это не твое дело. Оставь ее.
Он отпустил мою руку и прошел мимо. Дойдя до входа в клуб, Джесс остановился и оглянулся, ожидая, когда я последую за ним. В его взгляде читалось предостережение, и я знала, что он не просто так сказал мне отступить. Джесс не хотел, чтобы я ввязывалась, потому что переживал о последствиях. Но я не послушалась и не пошла за ним. Каких, к черту, последствий можно было ожидать от Хоука? Вместо этого я снова переключилась на Шей — на ее спутанные волосы и обгоревшую кожу — и быстро направилась к ней.
— Тайлер! — позвал Джесс, но уже напрасно. — Не вздумай!
Я проигнорировала его. Подойдя к Шей, я опустилась на колени и взглянула на нее. Лицо выглядело ужасно: тушь размазана по щекам, глаза опухли от слез, губы потрескались и побелели. Господи-Боже, ей совсем плохо. Протянув руку, я коснулась ее плеча, и она вздрогнула от боли.
— Прости, — тихо сказала я полным сожаления голосом. — Я не хотела сделать тебе больно.
Шей не ответила, но ее губы дрогнули, и она медленно моргнула. Я не стала спрашивать, что случилось и кто это сделал. Джесс был прав, когда сказал, что это меня не касается. Подобное вполне ожидаемо, учитывая образ жизни клуба, и у меня нет права ставить это под сомнение. Но, врать не буду, временами было чертовски тяжело. К жестокости привыкнуть сложно, а я ненавидела притворяться, что у меня хватает сил справляться с этим. Я и раньше видела некоторые ужасные наказания — однажды на глазах у всех порезали подозреваемого в краже денег из кассы — но каждый раз, когда происходило нечто подобное, мои внутренности сжимались от страха, и я старалась держаться подальше. Только вот, сталкиваясь с подобным лицом к лицу, не могла пройти мимо и всегда хотела хоть чем-нибудь помочь.