Хождение встречь солнцу
Шрифт:
— Становись! — крикнул.
— Стою, — ответил Стадухин.
Зырян махнул его по боку, сплеча. Михаил подлетел в воздухе, кувыркнулся — и плашмя к ногам неподвижной толпы. От боли пополз на четвереньках, падая грудью на снег, вскакивая и опять падая.
Зырян стоял в середине круга, ожидая, пока противник отойдет. Михаил пришел в себя и ударил Дмитрия Михайловича опять под сердце. Дмитрий Михайлович рухнул и не двигался. К нему побежали было, но он сел вдруг, отстранил толпу обеими руками. Откинулся навзничь, подышал и начал подниматься.
— Кончай, мужики, загубите друг друга! — крикнул Семен.
Зырян поискал его глазами, нашел, улыбнулся.
— Ничего, Семен! Отлежимся. А ты, Стадухин, вставай, бить буду.
Ударил и сам повалился. Лежали голова к голове.
— Мой удар! — цедил сквозь зубы Михаил. — Отдышусь только, вставай.
— Не бойсь! Встану.
— Проклятые! — Семен ударил о землю шапкой и убежал.
Бойцы все еще лежали на снегу, когда на сторожевой башне пальнули из большой затинной пищали.
Казаки ринулись по домам за оружием.
Охая, помогая один другому, поднялись драчуны, нашли на снегу кафтаны, натянули их. Путаясь ногами, побежали к сторожевой башне.
На башне стоял Семен Дежнев.
— Где? — спросил, задыхаясь, Стадухин.
— Здесь, дома. Сами себя забьем до смерти — тунгусам и юкагирам воевать не надо.
Собрались казаки с пищалями, копьями, саблями. Хохотали.
— Миритесь, начальнички! — решили.
— Ладно, — сказал Стадухин. — Мирюсь. Только прежде дай сдачи дам, чтобы зла на тебя не помнить, чтоб все поровну.
— Бей, — сказал Зырян.
Встал. Стадухин развернулся во все плечо, казаки аж подзажмурились, а вдарил шутейно, ладонью.
Обнялись. Поцеловались.
— Ко мне пошли! — зашумел Семен. — Коль дело миром, ко мне в дом.
— Абакан! Сичю моя дорогая! Принимай гостей.
Из морошки да из клюквы хмельное на стол явилось. Подавала Сичю по-русски. Сначала в русском сарафане — бойцам, в другом платье, попроще, — другим казакам. И третья смена была, а четвертая развеселила: вышла Сичю в меховой кухлянке.
— Казаки, — закричал Стадухин, — голова я над вами?
— Голова.
— Так что ж вы, сукины дети, жену мне не найдете. Надоело на чужих глазеть, чужому счастью завидовать. Находи мне жену — и все!
— Найдем, Михаил сын Васильевич! — гаркнули.
— Коль так! А ну-ка сбегайте в мою избу, принесите-ка вина белого. Стадухин — человек богатый, угощает!
Семен осторожно стал выспрашивать, из-за чего приключилась драка. Зырян отмахнулся.
— Поспорили о том, где не бывали, чего не видали. Из-за Новой Земли.
— Я говорю, — вмешался Стадухин, — что Новая Земля не остров, а пребольшая и чудесная, знать, страна. Идет она долго Севером до самой Яны и до Большого Каменного Носа. Когда на Яне службу государеву несли, видел я с товарищами землю эту, высокую, ледовитую.
— А я чаю, — объяснил Дежневу Зырян, — велика больно получается земля эта. Я чаю — нет земли, а вот островов в Студеном море несчетно.
— Есть земля на Студеном море! И великая та земля. Холодная, как у нас, а потом теплая, как в Китае.
— Нет земли — острова…
Мудрый Дежнев поспешно встрял в разговор.
— А я вот про мамонтов думаю. Большой был зверь, да и тот от холода весь извелся. Знать, и на Колыме тепло в давние времена было. А потом лед одолел. Вот я и думаю: а может, когда море не Студеным, а теплым было, были в нем острова, а как наступил холод, так острова те льдом срослись и стали сплошным камнем от Новой Земли до Большого Носа.
Стадухин засмеялся.
— Мели, Емеля, твоя неделя.
Подоспело белое вино. Пили. Хмелели.
— А ну-ка, Семен, шахматы ставь! — крикнул Стадухин.
Шахматы Семен выставил, обыграл быстро. Стадухин вспылил:
— Знаю, что силен ты. Давай так.
Снял у Семена королеву, туру и пешку.
— Обыграешь — три четверти хлеба с меня, выиграю: жену твою три раза поцелую.
— Не пойдет. Жена моя — человек, не вещь.
— Гордый ты больно, Семен. А я начальник твой. Кто вас на Колыму привел? Я, Стадухин. Играй! Не хочешь, чтоб жену твою целовал, весь хлеб твой заберу, проиграешь если.
Казаки примолкли, посматривали косо: уж больно куражился Михаил Стадухин. Был он пьян-пьян, а смекнул, что выгоднее всего разменять фигуры баш на баш, а там королева останется, тура — несдобровать Дежневу.
Пока охотился за конем, попал в ловушку — королеву за слона пришлось отдать. Коня прозевал. Сменял туру за другого слона Дежнева. Хоть сил побольше осталось, да Дежнев пошел конями пешки щелкать, а потом двинул свои, и пришлось Стадухину менять на них фигуры. Играл до самого мата и получил его.
В ярости через стол кинулся на Дежнева, схватил за грудки, рванул. Кафтан на Семене лопнул, и увидели на его груди кожаный мешочек.
— Бедняком прикидываешься, а денежки на груди носишь.
Сорвал мешочек, и выпало из него письмо на пергаменте. Потянулся к нему рукой, а Семен сплеча по лапе. Подхватил письмо — и к стене, на которой сабля висела.
Протрезвел Стадухин. Глаза сощурил.
— Три чети хлеба завтра получишь. Мое слово — слово. Кафтан сегодня пришлю. Всем готовиться к походу. Добирать с тунгусов ясак, в Якутск пора казну везти. Реки вот-вот вскроются…