Хождение за три ночи
Шрифт:
— Значит, ты уже ходил на тренировку? Зачем ты тогда просишь благословения? — Отец Петр вздохнул и поднялся, всем видом показывая, что он в этой беседе уже не нужен.
— Пап, я же просто посмотреть ходил, прежде чем благословения просить, надо знать, куда идешь. Я смотрел и все, а потом мы разговаривали.
— Иногда даже сильный попадает в такие обстоятельства, где его сила бессмысленна. Так смиряет Господь... — священник задумался, но вдруг оставил назидательный тон: — Ладно, хорошо, помни, о чем я тебе сказал. И еще: сегодня друзья позвали тебя на тренировку, завтра — позовут пить вино,
— Пап, у меня почти нет друзей. Только Олег, сын дьякона. Со мной как-то опасаются дружить, что ли? А девчонки смотрят на меня, как на первобытного человека...
Отец Петр с интересом посмотрел на сына. Подошел ближе, приобнял его за плечи.
— Алеш, ты вспомни, апостолов сначала было только двенадцать на весь мир...
— Пап, в школе надо писать сочинение про Ленина. По Горькому. Я не хочу. Придется лукавить.
— Не пиши. Это тоже твой выбор. Но думай о том, что последует вслед за этим.
* * *
— Все... — Петрович снова стал прижимать машину к обочине. — Все, валять-катать, вот чувствую же, хренотень какая-то... Похоже, заболел я, Алексей. Еще еду, думаю: чего это меня ломает да в сон клонит. Получается, это не мне с тобой, это тебе со мной не повезло. Таблеток-то никаких не взял. У тебя, конечно, тоже нету. Ага. Ты ж на помощь оттуда, — Петрович ткнул пальцем в крышу кабины, — уповаешь. А у меня что-то мутнеет... В глазах, мутить-катить. Ты, вот что, если торопишься, лови другую попутку. Еще заразишься. Федька-то — гад, видимо, не просто бухал, а от простуды лечился... Ну и меня заразил. Зараза он и есть зараза, катить-лечить! Ну что, ловить будешь?
Инок отрицательно покачал головой. Петрович в ответ тоже, но уже с недоумением:
— Бросать меня не хочешь? Это, конечно, по-человечьи. А ежели я куда втюхаюсь, топтать-катать? М-да-а... Хреновасто... — Петрович достал из кармана сигареты, хотя последнее время не курил и таскал их только для блезиру. — Извини, подымлю. Да знаю, что вредно, а для заболевающего вдвойне. Но такой я человек — чем хуже, тем лучше.
Петрович приоткрыл на сантиметр окно, выпуская туда струю табачного дыма от первой затяжки. Курение будто бы подкинуло ему нужное решение:
— Вот что, Алексей, тут недалеко сверток есть. Там поселок. У меня там кум живет. Заедем? Таблетками какими отоваримся, если надо — отдохнем до утра, а там и дальше. Лишь бы не спился кум-то, катить-мутить. Он может. Сто лет к нему не заезжал. А там вся деревня на стакане с самой перестройки. Ага. Как Горбатый-Меченый алкоголь запретил, так все, на, и забухали. Синярят, мрут как тараканы от дихлофоса, а все равно пьют. Массово, как на демонстрации. К ним даже врачей-наркологов привозили из района, так они и их напоили. Насилу ноги унесли, катать-глотать. Непонятно, чем живут. Всё, что было в колхозе — продали, рыбу всю в реке выловили и на дорогу отнесли продавать, друг у друга картофель весь выкопали. Вот такая, копать-бухать, русская деревня. Может, не по сану тебе туда ехать?..
Алексей смотрел на Петровича спокойно, все тем же детсковатым взглядом. И тот, не докурив, бросил в щель окурок и крутанул зажигание.
— Ну, раз ты такой смелый, поедем. Может, и нам нальют для сугрева. Из чего гонят? Покрышки, небось, на дороге собирают, резину в оборот. Из чего им еще гнать? А уж закусывать точно нечем. О! Там, кстати, и церква какая-то была. Еще до революции. Теперь, правда, развалины только, креста нет. Ну так и у тебя нагрудного креста нет. А то вдруг они на него, как вампиры, реагировать будут, гореть-кипеть.
* * *
— А крестик снять придется, — сказал тренер, — в бою лишним будет. Горло должно быть свободным.
— Тысячу лет русским воинам крестик на шее не мешал, а защитой был, отчего ж теперь снимать? — твердо возразил Алексей.
— Ишь ты, значит, не ради моды надел. Ну, посмотрим, какой ты воин. Попробуем тебя в боксе. Бокс видел? Чуть-чуть хоть знаешь? Смотри, чтоб не уличная драка, понял?
Тренер выгнал Алексея на ринг с поджарым пареньком, который был ниже на полголовы, но двигался пружинно и точно. Явно не новичок. Алексей понял это с первого удара в нос, который пропустил в самом начале спарринга. Противник сыпал точными ударами, Алексей же доставал только его перчатки и воздух. В принципе, это было избиение на глазах у всех, и, в первую очередь, тренера, который внимательно с легкой иронией в глазах наблюдал за всем происходящим, но даже не остановил бой, когда Алексей после очередного меткого удара упал. Одно радовало, никто не смеялся. Противник дождался, когда он поднимется, и тут же обрушил на него новую серию ударов.
Уже в раздевалке партнер по первому в жизни спаррингу подошел к нему, протянул руку и представился:
— Антон Смирнов. Ты неплохо держался. Извини, если я переборщил. Правило у тренера такое. Сначала ты должен узнать, что такое бьют, и если вернешься после этого на следующую тренировку, значит, есть смысл с тобой заниматься.
— Я знаю, что такое бьют, — ответил Алексей, протягивая руку. — Меня Алексей зовут.
— А крест, что думаешь, поможет?
— Помог же. Я верующий. А отец у меня священник. — Сразу определил позиции Алексей.
— А у меня военный. Полковник. — Антон никак не обратил внимания на признание Алексея. — Я тоже хочу в военное училище поступать.
— Это хорошо, когда есть цель в жизни. Тем более, благородная.
— А ты? Решил что-нибудь?
— Не знаю, отец, конечно, хочет, чтобы я пошел в семинарию... Но я пока не знаю.
В это время в раздевалку заходили и другие ребята. Они поочередно подходили к Алексею, чтобы пожать руку и похлопать по плечу: мол, нормально, парень, все через это прошли. И Алексей впервые в жизни почувствовал ауру мужского братства.
— Слышь, Лex, — спросил кто-то, — а если я захочу покреститься, твой отец меня покрестит?
— Конечно, покрестит. Главное — верить.
Потом, как обычно, завязалась беседа о сущности мироздания, будто эти вопросы можно разрешить в спортивной раздевалке. Все ли знает наука? Есть ли жизнь на других планетах? Почему Бог, если он есть, допускает на земле несправедливость и войны? И, в конце концов, заговорили о том, что такое смерть и почему она так неотвратима. Алексей на все вопросы старался отвечать взвешенно и спокойно. Но никто и не пытался над ним смеяться. Некоторые просто и твердо не соглашались, даже если у них не хватало аргументов. Но, видимо, в этом кругу умели уважать мнение другого человека.