Хождение за три ночи

Козлов Сергей Сергеевич

* * *

Деревня начиналась покосившимися столбами линий электропередач, которые больше походили на кресты для распятия. Между ними дыбилась оббитыми краями брошенная как попало на бугристый грунт бетонка.

— Цивилизация, светить-крутить, — прокомментировал Петрович, неистово вращая руль, чтобы уберечь покрышки от торчащей то тут, то там арматуры. — Добро пожаловать в ад местного значения.

Ни один фонарь на улицах не горел, отчего возникало впечатление, что здесь абсолютно мертвая зона. И все же кое-где в домах и покосившихся избушках шаял бледно-желтый свет.

—

О, еще не отключили за неуплату. Они тут всем колхозом за электричество не платят. Скоро при лучинах сидеть будут. Ты смотри, а картошку еще садят! — Изумился Петрович всплывшему в свете фар полю-огороду, где неровными радами пробились узнаваемые кустики. — Петра Первого боятся... Ага, помнят, что он садить картошку велел. А больше ни хрена уже не помнят! Спроси, кто у нас президент, скажут: Горбачев или Брежнев. У них, между прочим, над сельсоветом до сих пор красный флаг болтается. Хотя, я давно не был, может, и пропили уже... Чувствуешь, стабильную Россию, Алексей? — хитро прищурился Петрович. — Стабильная, как кома! О, точно, буду их коматозниками называть, лечить-мочить... Ведь многие вокруг поднялись, кто на картофеле, кто на мясе, кто на птице, а эти... Молодежь, какая не успела на стакан сесть, разъехалась, остальные — доживают... А, забыл — ты мне сейчас, небось, возразил бы. Типа, не суди и не судим будешь. Так я не сужу. Я факт констатирую. Из программы «Время» сюда не приедут. Теперь непопулярно чернуху такого плана показывать. Это противоречит партийной линии, хвалить-молить.

* * *

В кабинете у завуча по воспитательной работе Алексей бывал раз в неделю. На фоне пионерских и комсомольских флагов, портретов членов Политбюро ЦК КПСС и различных грамот Зинаида Павловна добросовестно и регулярно выполняла свой долг и вела антирелигиозную пропаганду.

— У нас в конституции — свобода совести, — несмело возражал ей Алексей.

— Вот, Алеша, ты учишься хорошо, активен, мог бы комсоргом стать, но ты, как это сказать?.. Ты — атавизм в нашем коллективе.

— Скажите, Зинаида Павловна, а ваша бабушка, скажем, в Бога верила?

— Моя бабушка жила в другое время. Но теперь, когда все прогрессивное человечество... Ну неужели ты думаешь, что всем управляет Бог?

— А кто?

— Партия, Алеша, партия. Которая ведет нас к светлому будущему.

— Ну и пусть ведет, а Бог-то здесь причем? Бог партию не запрещает, а вот партии почему-то Бог не нравится.

— Да не может он ей нравиться или не нравиться, — заводилась Зинаида Павловна, — для партии Бога нет! Ученые давно это доказали!

— Как?

— Ну... — терялась тут Зинаида Павловна, — исследованиями. Последними научными достижениями. И только темные, отсталые люди верят в Бога.

— А Ломоносов?

— Что Ломоносов?

— Он тоже был темный и отсталый?

— Почему?

— Потому что он верил в Бога.

— Ну знаешь, Добромыслов, ты меня тут за нос не води. Ломоносов когда жил? Он не мог в условиях царского режима открыто заявить, что не верит в Бога. Он просто двигал науку. Но он не ве-рил. — Зинаида Павловна застолбила последнее утверждение по слогам — так, будто была, по меньше мере, женой Михаила Васильевича.

— Это он вам сам сказал?

— Все, Добромыслов, все. Твои закоренелые заблуждения выводят меня из себя, а я не могу себе этого позволить. Все. Из-за тебя, Алеша, у нас показатели падают. Ты же во всех анкетах пишешь, что ты верующий! Это пятно на школе. На моей карьере! На моем имени. Ну неужели нельзя написать: я — атеист? А верь — сколько тебе влезет. В церковь ходи. А? Что тебе стоит?

— Это стоит совести, Зинаида Павловна.

— О, Господи! — восклицала порой главная воспитательница и даже не ловила себя за язык.

— Знаете, апостол Петр, после того как Христа схватили, отказался от него три раза, как и предсказывал Спаситель. Но потом все же пошел на крест.

— И ты веришь в эти сказки? Ну вот, тебе осталось учиться всего год, откажись и ты? А? Пока учишься в нашей школе? Окончишь, получишь аттестат — и тогда можешь хоть на крест, хоть куда!

— А от отца мне тоже отказаться? Вот вы, Зинаида Павловна, честный человек, скажите, как бы вы относились к предателю? Можно ли предать ради показателей?

На какое-то время Зинаида Павловна умолкала, взвешивая слова ученика, пытаясь найти правильный ответ. И, как обычно, хваталась за своего «святого». Показывая на портрет Ленина, она пускала в ход тяжелую артиллерию:

— А ему ты веришь? Он — как и твой Христос — жизнь ради нас положил! Всю ее отдал ради народа!

Алексей знал, что ему ответить на это, но не смел. Отец и мать категорически запретили спорить о личностях вождей, генеральных секретарей, даже если их сравнивают со Спасителем. И все же он нашел, что сказать.

— А если бы вас заставляли отречься от Ленина? Ну... Так... На годик всего... А потом можно снова... В комсомол, в партию, хоть куда?

— Вот что, Добромыслов, ты говори да не заговаривайся. Как ты вообще можешь сравнивать! С именем Ленина люди в атаку шли! На амбразуры бросались!

— Старшая сестра рассказывала, что когда она училась, все говорили — с именем Сталина.

— Да, и с именем Сталина!

— А вы знаете, сколько христиан приняли мученическую смерть с именем Спасителя?

— Да от чего он тебя спас, спаситель твой? А? От чего? От заблуждений твоих заскорузлых? Нет, все, у меня сейчас еще совещание, а ты, Добромыслов, думай, придешь в пятницу. Понял? И помни, Алеша, для нас важен каждый член нашего общества. В пятницу жду, вот, — она взяла со своего стола первую попавшуюся брошюру, — почитай... это... — посмотрела на название, — о борьбе коммунистов с международным сионизмом. Это важно.

Алексей послушно брал книгу, язвительно подмигивал лукавой улыбке портретного Ленина и уходил до следующей пятницы. В пятницу беседа продолжалась в той же тональности. Еще были комсомольские и классные собрания, куда его приглашали на проработку. Но, правда, все реже. Видимо, потому, что у многих ребят он вызывал отнюдь не недоумение или раздражение, а иногда нескрываемый интерес. Особенно после того, как по оплошной просьбе секретаря комсомольской организации Добромыслов рассказал о своем понимании Вечной жизни.