Хозяин черной жемчужины
Шрифт:
Обстановка, в которой обитал дядька, была довольно скромной. Старая мебель – ободранный шкаф, круглый стол, покрытый вязаной скатертью, шаткие стулья, железная кровать с блестящими шариками на спинках. Над столом – пыльный матерчатый абажур с кисточками. Правда, на скатерти стояла шикарная пепельница, полная окурков, в виде розовой раковины, оправленной в какой-то желтый металл. И еще одна раковина занимала все свободное место в комнате – наша старая непоседливая подружка тридакна.
Алешка как вошел, так и остолбенел при виде ее.
– Ни
Дядька поморщился – ему почему-то не глянулось Алешкино внимание к раковине. Тем более – предложение об обмене.
– Не ной, шпингалет. Не по тебе вещица. К тому же – подарок.
– От кого?
– Не от кого, а кому. Я эту ракушку сам надыбал, со дна моря. И другу хочу подарить, на день рождения. Пей чай и иди к мамке.
– А на каком дне моря вы ее поймали? Вы моряк?
– Еще какой! Старый морской волк! Я этих ракушек переловил многие тыщи. А меняться не буду, не проси.
– Ладно, – притворно вздохнул Алешка. – Ложусь на другой галс.
– Куда ложишься? – не понял его старый морской волк.
– Галс меняю.
– Сказал: не буду меняться. Допил? Уматывай.
Выйдя из подъезда, Алешка пощурился на яркое зимнее солнышко и заливисто чихнул.
– Будь здоров! – пожелали ему бабули. – Расти большой.
– Спасибо, – вежливо отозвался Алешка и зачем-то скромненько присел на уголок холодной скамейки.
– Племяш ему, что ли? – как бы про себя поинтересовалась бабуля в шапке.
– Да, – важно кивнул Алешка. – Я его единственный родственник.
– Будет врать-то! – дружно рассмеялись бабули. – У него родни, почитай, пол-Москвы.
– А вот и нет! – горячо возразил Алешка. – Мы с ним одинокие люди.
– Он-то одинокий? Да, почитай, кажный выходной по гостям шастает.
И тут бабули в три голоса вывалили ворох информации.
– Причепурится, в одной руке букет с цветами, в другой – красивая коробка с подарком – и в гости. Спросишь, бывало: «Иван Митрич, кудый-то намылился, такой красивый?» Важно так кивнет и отвечает: «Племяшка замуж пошла, иду гулять на свадьбу». Или по-другому: «Старый друг женится, надо проздравить». «Ну иди, – говорим, – погуляй». А живет бедно, пенсия маленькая. Правда, тут каку-то диковинку приволок. Подарили ему. Заморская диковинка. Агромадная.
– Это я ему подарил, – похвалился Алешка. – От чистого сердца.
Бабули в азарте сплетен даже не обратили внимания, что в подъезд Алешка зашел к этому Митричу чужим пацаном, а вышел его племянником. Но я думаю, даже если бы они это заметили, Алешка сумел бы дать убедительное объяснение. Отбрехался бы, как иногда в сердцах говорит про него мама.
А дома был небольшой загадочный переполох. Из ванны бесследно исчез резвый карп. И самое интересное – воды в ванне тоже не было. Пробка выдернута, вода ушла.
– Не понимаю, – говорила мама, стоя над ванной в задумчивой позе. – Куда он делся? Это – раз. И что будет на ужин – это два.
Папа пришел к ней на помощь.
– Он зубами выдернул пробку и ушел в далекое плавание. По недрам московской канализации.
– Не понимаю, – говорила мама. – Какие у него там зубы, я, например, их не видела, он не кусался. Это – три. И как он пролез в такую дырку? Это – четыре.
– Он похудел, – объяснил папа. – От тоски по твоей любимой сковороде. И вообще, надо спросить Алешку. Это – пять.
– Бесполезно, – вздохнула мама. – Отвертится.
Алешку спросили. Когда он явился с зимней рыбалки. Он не очень соврал.
– Я его выпустил на волю. В лунку. Он так резво тосковал...
– Хорошо, – ледяным голосом сказала мама. – На ужин – овсянка!
Алешка взвыл, папа вздохнул. А мама злорадно улыбнулась.
Глава VI
Синяя папка
Почти каждый вечер на пороге нашей квартиры застенчиво улыбался капитан Павлик. Мы привыкли к нему, как к родственнику. Он докладывал, советовался, сообщал. В общем, по словам мамы, все время, как птичка в гнездышко, приносил в клювике что-нибудь новенькое. То дохлую муху, то серебряное колечко.
– И всегда он что-нибудь уносит в своем клювике, – проворчал однажды Алешка.
– Это ты о чем? – мама недовольно подняла одну бровь и опустила другую.
– То блинчики с мясом, то пельмени со сметаной.
– А тебе жалко?
– Пусть овсянку уносит.
– Нет уж! Она очень полезная.
– Она очень вредная.
– Между прочим, – сказала мама, – когда ты стал постоянно есть овсянку, то заметно поумнел.
Алешка фыркнул, как кошка, недовольная тем, что ей вместо кусочка колбаски предложили сухую корку. А ведь, как показало ближайшее будущее, мама была права...
Сегодня капитан Павлик не улыбнулся застенчиво на пороге. Он был хмур и озабочен. И даже отклонил мамино приглашение на кухню. Сначала, правда, отклонил, а после разговора в папином кабинете на плохой аппетит не стал жаловаться.
Мы ему, как могли, помогали. Мама подкладывала Павлику в тарелку все, что нашлось съедобного в доме в эту вечернюю пору, а мы с Алешкой смотрели, как он шустро орудует вилкой. Потом папа сказал:
– Капитан, притормози немного. Тебя уже окружающие боятся.
Павлик проглотил и объяснил:
– Извините... Я сегодня не обедал. Не успел.
– Ты, по-моему, и не завтракал, – участливо сказала мама, поставила перед Павликом большую чашку кофе и придвинула тарелку с плюшками.
– И вчера не ужинал, – вполголоса добавил Алешка. – И съел все, что наша мамочка оставила своим детишкам на завтра.
Павлик смутился, мама рассердилась, папа усмехнулся. И сказал:
– Вот что, Павлик. Ты хороший сыскарь, я тобой доволен. Но тебе не хватает в работе знаешь чего?