Хозяин Колодцев (сборник)
Шрифт:
Я молчал. Все еще не мог поверить.
— А вот яшма… Ваша яшма, вернее, та, что вы сняли со старого барона. Хорошо, что вы не могли видеть старика изнутри — вы ужаснулись бы, Хорт, старик был устроен одновременно просто и безобразно. Вообразите ржавые шестерни, смазанные рыбьим клеем… нет, не так, вам не вообразить. Когда из старика вытянули… назовем это для простоты упрямством… упрямством пилы, вгрызающейся в дерево. Упрямством огня, пожирающего дом… Любопытно было посмотреть, как старик изменится и как станет жить. Но увы — результат оказался слишком однозначным… Осторожно, Хорт. Стой, где стоишь. Мне не нравится разговаривать с тобой, когда в руках у тебя это чучело; я не уверена, что у нас вообще получился бы разговор…
— Ты кто? — спросил я глухо.
— Ты догадался, — Ора опустила длинные ресницы. — Я — это я, это меня ты искал все время, это меня ты задумал покарать… даже не выяснив степень моей вины, между прочим.
— У тебя третья степень! — рявкнул я. — Ты назначенная магиня, неспособная даже защитить себя… Это не смешно, Ора!
Она поморщилась:
— Тише.
Соседи за стенкой примолкли, будто услышав ее. А может быть, просто иссякли и отдыхали теперь, довольные.
— Твоя беда в том, — негромко сказала Ора, — что ты совершенно точно знаешь, как устроен мир. В чем разница между назначенными магами и наследственными, и почему второстепенному никогда не сравниться с внестепенным… Правда ведь?
Я скользнул вперед — между секундами, мгновенно и неуловимо; протянул руку к глиняному муляжу. Волна чужой воли, нависшая над столом, обожгла так, будто я сунулся не в костер даже — в плавильную печь.
Я отскочил, едва удержав крик. Налетел спиной на кресло; инстинктивно, не успев осознать, что делаю, выставил защиту. Женщина в шелковом халате до пят стояла передо мной — вызывающе беззащитная, хрупкая, уязвимая.
— Спокойнее, Хорт… Надеюсь, вы не станете бить меня? Метать молнии? Здесь, в гостинице?
Я медленно выпрямился.
Что это? Откуда это существо, со смехом нарушающее мои представления о миропорядке?
— Ты кто? — повторил я глухо.
Ора босиком прошлась по вытертому ковру. Не выпуская меня из поля зрения, отыскала в груде на полу сперва один чулок, потом другой — будто две змеиные кожи; пальцы ее белых ног оказались цепкими и ловкими — я заворожено смотрел, как она, не наклоняясь, поднимает с пола свои вещи.
Все еще не сводя с меня глаз, она уселась на край кровати. Медленно, основательно натянула сперва правый чулок, потом левый; надела крахмальную нижнюю юбку, а поверх нее верхнюю юбку, а потом — привычное черное платье; сняла со спинки стула широкий мужской пояс. Затянула на талии — чернильница звякнула, ударившись об недействующий оберег от мужского своеволия.
И только завершив долгое демонстративное одевание, решила наконец заговорить:
— Хорт… Если тебе так нужна твоя Кара — ты возьмешь ее. Но не раньше, чем я буду уверена, что, получив болвана, ты тут же не свернешь ему шею.
— Это — твое настоящее обличье? — спросил я хрипло.
Она смотрела мне в глаза:
— Нет.
— Личина?
— Нет. Перед тобой действительно кукла. Мое порождение, моя тень. Гороф подобрал правильное слово…
Я любилкуклу.
Я любил куклу! Тряпичную куклу на чьих-то пальцах, на толстых волосатых пальцах внестепенного мага…
Я! Любил!
Та, что стояла передо мной, замолчала, глядя мне в лицо. Я и сам ощущал, как мертвеют щеки. Как фонарем разгорается желтый глаз.
— Я убью тебя, маг. Выходи! Покажись, ты, мерзавец! Покажи свое лицо, лицо мужчины! Я все равно доберусь до тебя, с Карой или без Кары — ты, ублюдок! Грязный червь, порождение выгребной ямы, не трусь, покажи свое истинное лицо!
Белая кукла молчала. Смотрела совсем по-человечески.
— Ты боишься встретиться со мной, как мужчина с мужчиной? Ты предпочитаешь юбки, извращенец?
— Я женщина, Хорт, — тихо сказали ее губы, в первый момент я даже не услышал.
— Гнойный волдырь, навозная тварь, — выкрикивал я в исступлении. — Жирный евнух… Что?!
— Я женщина, — сказала та, что называлась Орой. — Я женщина. Назначенная магиня.
— Врешь.
Облако чужой воли над камушками — ееволи — поднялось выше и приобрело красноватый оттенок. Глиняный уродец в центре его казался черным.
— Не вру. Просто мне много лет, очень много. С опытом даже назначенные маги накапливают силу, ты это знаешь…
— Врешь, — повторил я упрямо. — Покажи свое настоящее лицо!
Ее губы сложились в печальную улыбку:
— Нет, Хорт… Нет, прости. Это зрелище не для тебя. Я скверно выгляжу, на самом-то деле я выгляжу просто ужасно. Я много веков подряд… постигаю искусство, давшееся тебе по праву рождения. Да, да. У меня было время, чтобы совершенствоваться… и я не теряла времени даром. Я превосхожу тебя в магии, как это ни печально… но я очень стара.
— Врешь, — сказал я в третий раз.
Она покачала головой:
— Увы, нет… Возьми себя в руки, Хорт. Нам надо поговорить.
— Сперва отдай то, что принадлежит мне по праву.
— Моя жизнь тоже принадлежит мне по праву. Но не сомневаюсь, что, карая меня, ты испытаешь удовольствие куда большее, нежели любя меня… Уже почти испытал. Нет?
Я молчал.
— Этот уродец день за днем проделывал с тобой страшные вещи, а ты ничего не чувствовал, — продолжала та, что была Орой. — Когда деревенский парнишка скулил у твоих ног, а ты испытывал наслаждение, сравнимое со счастьем первой любви… Когда сегодня ты… но я не хочу об этом, — она помрачнела. — Это очень скверное ощущение, Хорт — находиться по ту сторону Кары… Сядь. Давай поговорим.