Хозяин Пророчества [трилогия]
Шрифт:
— Далеко же ты забрался… Надо будет узнать, не успел ли ты натворить дел во время своего путешествия.
Солдаты, до этого пребывавшие словно в каком-то оцепенении, разразились восторженными воплями. Альтемир, улыбнувшись, вскинул вверх сжатый кулак, а затем развернулся на месте и направился к бойцу, попавшему под удар маркаса. Зверь, к счастью, ударил не когтями, попросту отшвырнув мешавшего ему человечка тыльной стороной лапы, но костяные шипы, спрятанные в шерсти, пробили и так основательно промятую броню. Боец с расширенными от боли зрачками содрогался при каждом вздохе, с бульканьем и всхлипами втягивая в себя воздух: у него было сломано
— Спасай его уже побыстрее, а? Рана серьезная, и, пока ты тут ее рассматриваешь, он может на самом деле умереть.
Диомир, возмущенно закряхтев, простер руки над раной, бросив в ответ:
— Шел бы ты отсюда, а? Я же не лезу тебе под руку во время схватки, вот и ты не учи меня, как делать моедело.
Альтемир, и не думая спорить, только улыбнулся и двинулся прочь. Ни один паладин, защитник Церкви, не мог сравниться с простым священником в искусстве врачевания, а отец Диомир оттачивал свое искусство всю жизнь. Служба в полку Альтемира имела то преимущество, что целитель всегда был рядом, и солдаты не становились калеками, по крайней мере, из-за таких глупых случайностей. В горячке боя, разумеется, помощь может не успеть, но честно отслужить несколько лет, а потом погибнуть на обычной ночной стоянке, в дне пути от столицы — такого в своем полку паладин терпеть не собирался.
Затворив кровь, Диомир быстро извлек обломки костей из внутренностей раненого и лишь потом позволил переложить его на носилки и перетащить в свою палатку, чтобы уже там заняться лечением всерьез. Туда же вскорости приплелись и несколько других бойцов, которых чудовище слегка задело по пути, не причинив, впрочем, сколько-нибудь серьезного вреда. Целительство в данном случае носило куда более приятный характер и заключалось в паре хороших глотков из личных запасов святого отца. После чего повеселевшие солдаты, получив благословение, направились в походную кузню выправлять вмятины и царапины на доспехах.
Сам же священник выбрался на свежий воздух лишь через час, отирая честный трудовой пот. Солдат, оставшийся в палатке, отсыпался с полностью заращенным плечом, так что Диомир вдохнул полной грудью ночной воздух, прислушался к перекличке часовых и, сам не зная почему, повернулся лицом к северу.
Одной звезды, что несколько последних лет висела над самым горизонтом, не было.
Святой отец протер глаза, словно не веря им, и поглядел снова. Затем хлопнул себя по левому плечу.
— Светлый Боже! Неужто началось?!
Уже за полночь императорский гонец осадил лошадь перед сторожевыми пикетами, предъявил блеснувший золотом перстень-печатку с летящей стрелой и привязанным к ней свитком и, не отвечая на дальнейшие расспросы, проскакал прямо к палатке командира. И лишь выйдя оттуда несколько минут спустя и направившись к вестовой станции (такие на всякий случай устраивались у каждой стоянки), чтобы взять новую лошадь, он поделился новостями с любопытным смотрителем:
— Война в пределах Империи. С бестиями.
Через полчаса, когда весь лагерь гудел, как разворошенный улей, и можно было не надеяться спокойно провести остаток ночи, Альтемир сам вышел к солдатам в полном боевом облачении, с рукоятью меча, торчащей из-за спины. Бойцы сразу примолкли. Паладин, как бывало с ним в минуты серьезных размышлений, изредка пощипывал двумя пальцами кончик носа:
— Воины, в пределы нашей Империи вторглись враги, о которых уже много лет не было ничего, кроме слухов, — степные бестии. Нашему полку приказано как можно скорее прибыть в Мирбург. Всем приготовиться к завтрашнему форсированному маршу, сон — в ваших интересах. Разойтись по палаткам.
Вести о прорыве Северной Стены достигли, разумеется, и Совета Гильдии. Маги узнали о нем от своих собратьев, забаррикадировавшихся в недрах Форнберга и готовых держать оборону столько, сколько потребуется. Наибольшей полнотой информации обладали сотрудники аналитического отдела, ну и, конечно, все семеро советников.
Гильдия как организация всех магов Империи управлялась Советом в отсутствие Радимира Оцелота. Вся деятельность организации распределялась по отделам, каждый из которых возглавлялся одним советником. Управленческая часть Гильдии находилась с Мирбурге, занимая отведенное волшебникам крыло императорского дворца. Основные же силы чародеев располагались в Аленоре, землю которого они приводили в порядок с помощью блуждающих башен. Определенное, но не слишком большое количество магов находилось в южных землях, в городах и на линиях укреплений, защищающих от зверей Глорнского леса. Империя считала это необходимым злом, Гильдия не спорила.
Фактически объединение магов в единую организацию стало для них единственным шансом не оказаться вне закона после того прискорбного случая, произошедшего полвека назад и стоившего жизни многим тысячам мирных жителей Империи. Именно тогда случилась магическая война, развязанная колдунами против собственного народа.
Как это ни удивительно, но то, что магия нуждается в контроле, не всем было очевидно с самого начала. Если точнее, никто даже не представлял, что может произойти, если магическое искусство не будет ограничено жесткими рамками. До магической войны заниматься волшбой мог кто угодно, имеющий к тому способности, и в каких угодно условиях. Народ не видел в этом никакой угрозы; в конце концов, от чародеев простым крестьянам и горожанам была одна лишь польза. Радимир и его ученики следили лишь за тем, чтобы никто, опираясь на магическую мощь, не пытался захватить власть в какой-нибудь области Империи.
Однако не все чародеи обладали достаточно сильной волей, чтобы противостоять оборотной стороне магии — Пустоте. Сначала никто не предполагал, что она вообще существует, и тем более не считал нужным как-то ее называть. Тем более с большой буквы. Поначалу все считали это просто помехами при сотворении чар — мол, волшебство иногда выходит из-под контроля. Вот только чародеи в такие моменты словно ощущали некое присутствие. Каждый, разумеется, думал, что ему просто померещилось, но однажды выяснилось, что нечто подобное испытывал каждый. Но Пустотой это «присутствие» стали называть гораздо позже.
Эта сущность, существующая, как показали дальнейшие исследования, вне мира, но имеющая доступ в его пределы, поначалу даже не считалась опасностью. Любой волшебник рано или поздно начинал представлять для Пустоты интерес. Чем больше он использовал магию и чем сильнее становились подвластные ему заклинания, тем большее внимание обращала на него Пустота, наделенная своим сознанием и волей, необъятной, обольстительной и коварной. Простые смертные были ей неинтересны, нет, она одаривала своим взглядом лишь причастных чародейскому искусству.