Хозяин Соколиного гребня
Шрифт:
– Значит, ты мой дедушка?
– Да, я твой дедушка.
– Л ты разрешишь мне стоять спиной к свету, как стоял ты? Ты разрешишь мне выглядеть как демон? Так, как выглядишь ты?
– Да, разрешу, – ответил он, и в его голосе и во всем облике было столько холода, что Чесса отшатнулась. – Я разрешу тебе постоять в потоке света, если захочешь.
Кири медленно подняла руки и протянула их Варрику. В крепости по-прежнему царила полнейшая тишина. Вокруг помоста сгрудилось множество людей: мужчин, женщин, детей, – но никто не произносил ни слова. Три сына Арганы стояли безмолвно и совершенно неподвижно. Чесса видела, как Варрик взял Кири
Глава 22
Когда стемнело, Клив еще раз убедился, насколько опасна его жена. Она, ни слова не говоря, схватила его за руку, рывком затащила в небольшую спальню, которую им отвел Варрик, и, упав на кровать, повалила его на себя. Он и представить себе не мог, что женщина может с таким неистовством набрасываться на мужчину. Он тяжело дышал, а Чесса жадно кусала его в подбородок, целовала в ухо, в щеку и все это время настойчиво стягивала с него одежду.
– Ну же, Клив, поторопись! Я хочу тебя.
– Я больше не могу, – проговорил Клив. Глаза его блестели в полумраке. – О боги, я хочу, чтобы ты разделась донага.
Клив лихорадочно хватался за ее одежды, и Чесса несколько раз шлепнула его по рукам. У нее было не так уж много платьев, и ей вовсе не хотелось, чтобы он в своем нетерпении разорвал то, что было на ней.
Но потом ей вдруг стало все равно. Он хочет ее, и она даст ему то, что он так хочет.
– Быстрее, – пробормотала она. Она не понимала, откуда взялось в ней это нетерпение, но оно сжигало ее, и она не могла дождаться, когда он наконец расстегнет все ее броши, стащит с нее верхнюю тунику и платье, развяжет подвязки на чулках. Скорее же, скорее! Он лежал на ней, ясно видя ее лицо в серебристом лунном свете, льющемся из открытых ставен.
– Чесса, – проговорил он и поцеловал ее в губы, прижимая ее к себе, лаская ее груди. Ее руки крепко, страстно стискивали его спину, жадно притягивали его тело. Потом она вдруг слегка оттолкнула его и изо всех сил дернула вниз его штаны.
– Быстрее, Клив, – пробормотала она. – Прошу тебя, быстрее!
Он знал, что ей неведомо любовное наслаждение. У нее не было случая его испытать, ведь в их брачную ночь он повел себя как последняя свинья и не мог вызвать у нее ничего, кроме отвращения. Однако наутро она встала на его защиту и солгала ради него, так что другим мужчинам даже захотелось убить его из зависти к его любовным доблестям. Тогда, в их первую брачную ночь, он не смог обуздать своего нетерпения, а теперь она вела себя точно так же. Он не знал, что делать. Но затем жаркая волна желания захлестнула его так неистово, что он забыл обо всем. Он сдвинул вверх ее одежду, чувствуя под ладонями ее обнаженную кожу, потом его пальцы раздвинули ее бедра и ощутили влажность ее плоти, ее готовность принять его. Он застонал.
– Раздвинь ноги шире, – проговорил он, не отрываясь от ее губ, и она мгновенно подчинилась, впившись пальцами в его ягодицы.
– Быстрее, – снова пробормотала она, и он засмеялся, приподнимая ладонями ее бедра, посмотрел вниз на ее прекрасное обнаженное тело и, откинув голову назад, прогнув спину, вошел в нее как мог глубоко.
Она подалась вперед, стараясь сделать так, чтобы он вошел в нее еще глубже. На сей раз он не причинил ей боли, но почувствовал,
– Быстрее, быстрее!
Он не хотел торопиться, но она была так хороша, ее лицо с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом дышало такой страстью…
– Я хочу подарить тебе наслаждение, Чесса, – выдавил он из себя, хотя чувствовал, что его терпение уже на исходе. Ее устье было тугим и тесным, и она двигалась под ним, затягивая его все глубже и глубже. Он попытался выйти из нее хотя бы на мгновение, чтобы немного овладеть собой, но не смог.
Когда он слился с нею до конца и ощутил, как изливается его семя, из горла его вырвался стон, стон человека, испытывающего такое наслаждение, что ему уже нет дела до того, слышит ли его кто-нибудь или нет.
На миг ему показалось, что теперь он наверняка умрет, ибо простому смертному не пережить такого блаженства. Он лежал на ней, прижавшись потной грудью к ее груди, также покрытой испариной, и тяжело дышал, целуя между вдохами ее горячую щеку. Он так и не вышел из нее, и его плоть была по-прежнему слита с ее плотью.
– Я не собираюсь спать, – сказал он, приподнявшись на локтях. – Чесса, поговори со мной. Она улыбнулась, глядя на него снизу вверх:
– Сейчас ты находишься глубоко во мне, Клив. Мне нравится ощущать в себе твою плоть, твою силу. Ты такой твердый и гладкий, и мне это очень приятно.
– Глупые слова, – ответил он. – Ты сама не понимаешь, о чем говоришь. И никогда не смей рассказывать никому из мужчин, что я будто бы гладкий и твердый, иначе я тебя задушу. Теперь я понял, отчего ты вдруг как с цепи сорвалась. Как же я сразу не догадался! Ты не получила от нашей близости никакого наслаждения, но тебе это было безразлично. Единственное, чего ты хотела, – это овладеть мною и доставить мне удовольствие, ничего не получив взамен. Но послушай, Чесса, так эти дела не делаются. Я больше не позволю тебе водить меня на поводу, как ты водишь всех мужчин, которые на свою беду подворачиваются тебе под руку. Я больше никогда тебе не поддамся и все буду делать по-своему.
– Но Клив, доставить тебе наслаждение – это для меня так важно, это приносит мне такую радость, что… – Она ахнула и осеклась, когда его горячие губы прильнули к ее животу, а руки начали ласкать, гладить ее бедра. Он встал на колени между ее ног и взглянул ей в лицо, грозно сдвинув брови.
– Вот увидишь, женщина, я заставлю тебя вопить от восторга, – сказал он.
Он наклонил голову и коснулся языком ее лона. Спина Чессы тут же непроизвольно выгнулась, таким неожиданным было пронзившее ее ощущение.
– Нет, Клив, нет, я.., не знаю, – проговорила она, чувствуя, что ее тело, все без остатка, горит как в огне от неведомого ей прежде властного, неодолимого желания. Она ощущала его язык, его пальцы, ласкающие ее лоно, и упивалась острым, сокрушительным наслаждением, от которого не было спасения. Она тихо вскрикнула, не в силах сдержаться.
– Ну вопи же, вопи во все горло, – приказал он. Со своим багровым шрамом, пересекающим все лицо, освещенный тусклым светом луны, он походил на демона, сурового и безжалостного, всегда добивающегося своих целей. Да, он добьется того, чего хочет. Сейчас он казался Чессе особенно красивым, еще более красивым, чем христианские святые или Один и Тор.