Хозяин Стоунгрейв-Холл
Шрифт:
– Это страшный удар. Честно признаться, я в полном отчаянии. Не подозревала, что все так плохо. Правда, я уже немного подумала о том, чем заняться, если вдруг возникнет подобная ситуация.
– Вот она и возникла, – заметил Лоуренс. Виктория еще была не в состоянии принимать решения, он решил, что сейчас не время подчеркивать это.
Она остановилась и взглянула на него.
– Я подумала, можно погостить у мистера и миссис Фенвик в Йорке, пока не найдется какая-нибудь работа. Тогда я смогу содержать себя и в то же время продолжить образование. – На губах Виктории появилась робкая улыбка. – Думаю, вы почувствуете
– Забудьте о Натане. Речь идет о вас. Я хочу помочь вам.
– Спасибо, но я больше не стану злоупотреблять вашей добротой. Из сказанного я лишь поняла, мать потратила на мое образование все деньги, которые оставил отец. Теперь, когда ничего не осталось, я не могу полагаться на ваше милосердие. Мое финансовое положение – не ваша проблема. Я сама решу, как поступить. Надеюсь, мне удастся заняться преподавательской работой.
– Без моего согласия вы этого не сделаете. – Лицо Лоуренса посуровело. – Словом, забудьте о поисках работы. Виктория, черт возьми, вам восемнадцать лет, и вы остались одни на свете. О вас кто-то должен заботиться.
Виктория с усилием подавила нарастающее раздражение. Подняв голову, она прямо заглянула в его загадочные глаза и сказала:
– Я не ребенок и вполне способна постоять за себя.
– Я вам этого не позволю! – рявкнул он и встал перед ней.
Виктория выпрямилась, в ее глазах засветились медно-золотистые огоньки.
– Как вы смеете поднимать на меня голос, распоряжаться мной, будто я ваша собственность, будто имеете право вести себя так? – Она старалась изо всех сил сдержать негодование, вести себя подобно леди из его круга, но у нее не получалось. Лоуренс очень добр, и, даже если бы он не привез мать в Холл, Виктория хорошо справилась бы без его помощи. А теперь ей надо выпутываться из сетей лорда Рокфорда. Трудная задача. Испытывая боль утраты, она должна найти силы забыть о своем горе и основательно поразмыслить о будущем.
Викторию накрыла мощная волна чувств, которую надо было обуздать. Казалось, будто она неожиданно стала совсем другим человеком, более сильным, чем на самом деле.
– Итак, – холодно заговорил Лоуренс, приближаясь к ней, – вы выбросите из головы эти глупости и займетесь…
– Глупости! – вспыхнула Виктория. – О чем вы говорите?
– О вашем намерении стать учительницей. Если вы не готовы отказаться от этого, будьте добры объяснить мне, как собираетесь достичь цели?
Спокойствие Лоуренса привело ее в бешенство, хотелось ударить его ногой.
– Я уже объяснила, не стану повторяться. Кто вам дал право решать, что мне делать? Я взрослая женщина и способна устроить свою жизнь без вашего вмешательства.
Его лицо побледнело, когда до него дошло значение ее слов.
– Вмешательство? Так называете то, что я для вас сделал?
– Нет. Разумеется, нет, – ответила Виктория, тут же пожалев о том, что употребила такое слово. – Однако любое ваше обязательство перед матерью умерло вместе с ней.
– Не совсем. Я обещал ей, что вы ни в чем не будете нуждаться. Думаю, ваша мать обрадовалась бы еще больше, если бы вы думали о том, как стать не учительницей, а леди.
– Вот тут вы ошибаетесь. Она всегда поощряла мое стремление. Я не леди и никогда не стану ей. Мой отец был школьным учителем и,
– Думаю, вы обнаружите, что у меня такое право есть, – возразил Лоуренс, понизив голос. – Видите ли, за два дня до смерти мать назначила меня вашим законным опекуном до тех пор, пока вам не исполнится двадцать один год.
Виктория замерла. В воздухе витало напряжение, которое ей не нравилось.
Глава 5
– Так вот в чем дело. Я с самого начала знала, что здесь что-то не так… от меня что-то скрывали. Теперь поняла почему. Но мне восемнадцать лет. Не вышла ли я из того возраста, когда требуется опекун? Как вы думаете?
– Отнюдь нет. В большинстве семей за юными леди присматривают либо родители, либо опекуны до тех пор, пока те не достигнут совершеннолетия или не выйдут замуж.
– Если я правильно понимаю, мне уготована именно такая участь.
– Ваша мать поручила мне позаботиться о том, чтобы вам подыскали влиятельного мужчину с состоянием. Обещаю, с моими связями мы без труда найдем его.
Лицо Виктории выражало презрение.
– Весь этот план отдает торгашеством и холодным расчетом.
Лоуренс покачал головой и высказал практическое соображение:
– Вы женщина, и когда-нибудь вам придется выходить замуж. Вам это известно. Все женщины должны выходить замуж. Вы не найдете подходящей пары, если застрянете здесь, так что в должное время я отвезу вас в Лондон. Я не говорю, что мы должны принять любое предложение. Я выберу человека, к которому у вас возникнет длительная привязанность, а затем, – пообещал Лоуренс, – если пожелаете, я выторгую длительную помолвку, учитывая вашу молодость. Ни один уважаемый мужчина не станет торопить девушку, которой только что исполнилось восемнадцать лет, вступать в брак, если она не готова к этому. Именно этого желала ваша мать, – предупредил он, когда ему показалось, что Виктория начнет спорить.
До сих пор она жила без тревог и забот, но понимала: Лоуренс не так уж неразумен в своем желании выдать ее замуж. Он лишь подчеркивал, что она обязана это сделать согласно желанию матери. В таком случае он в роли опекуна отвечает за выбор жениха, чем она крайне недовольна.
– Я обеспечу вас достойным приданым, – продолжил Лоуренс. – Без приданого вы окажетесь в невыгодном положении, сколь бы желанны ни были.
Виктория раскусила нелепость подобного сценария.
– С какой стати вы должны обеспечивать меня приданым? Это обязанность отца. Вы не мой отец. Почему моя мать так поступила? По какой причине?
– Она знала, что ее не станет и о вас некому позаботиться. Мать желала вам самого лучшего.
От негодования у Виктории на глазах выступили слезы.
– И она посчитала, что опекуном лучше всего назначить вас?
– Нравится вам это или нет, дела обстоят именно так. Виктория вспыхнула:
– Лоуренс Рокфорд, можете идти к черту и забыть о том, что вас назначили моим опекуном. Я сама постою за себя. Мне никто не нужен, а вы тем более. Не считайте меня своей собственностью только потому, что заботились о моей матери.