Хозяин тайги (сборник)
Шрифт:
— Чуют кошки, чье сало съели, — сказал Петя.
— Дак они ушли-то на время, — сказали в толпе.
— Ничего, бабы, от меня не уйдут, — сказала Мария Ивановна. — Где у вас тут сельсовет?
— А вот поезжайте через село, там спуститесь в ложбинку, а потом колок будет — березовый лес, перевалишь через бугор — тут тебе и Голованове, отвечала могучая женщина. — А там и сельсовет.
— Поехали, Петя!
— Опоздаем в город, Мария Ивановна.
— Ничего, нагонишь!
Головановский сельский Совет. Пятистенный старый дом с высоким
Ее встретила пожилая морщинистая женщина в рябенькой кофточке:
— Вам кого, гражданка?
— Председателя сельсовета.
— Я вас слушаю.
— Меня зовут Мария Ивановна Твердохлебова. Я депутат Верховного Совета. — Мария Ивановна подала свою книжечку.
— Очень приятно. Меня зовут Евдокия Тихоновна. — Она вернула красную книжечку, пожала Марии Ивановне руку и показала на стул: — Садитесь! Сама села напротив.
— Кто разрешил в Дербеневе заложить щебеночный склад?
— Давыдов звонил... Заместитель председателя райисполкома. Дорожники просят. Я согласилась. Только, говорю, не валите возле памятника. Там у них площадь.
— А вы видели, где они сваливают щебень?
— Нет. Они должны были заехать за мной, чтобы место выбрать, и не заехали.
— Они валят посреди деревни.
— Не может быть!
— Звоните Давыдову!
Председательша сняла трубку:
— Але! Почта? Дайте мне город... Город? Семена Ивановича Давыдова!.. Але! Семен Иванович? Здравствуйте! Это Евдокия Тихоновна из Голованова. Ага! Семен Иванович, дорожники щебень валят прямо в Дербеневе, посреди деревни... Как что? Я говорю — посреди деревни! А? Я им не разрешала... До осени? Дак они одной пылью всю деревню задушат. У меня вот тут депутат Верховного Совета Твердохлебова. Она хочет с вами поговорить... Чего? Евдокия Тихоновна с недоумением поглядела на трубку и положила ее. Бросил... Говорит, некогда — срочно вызывают. Звоните, говорит, в дорожное управление.
— Понятно, — Мария Ивановна усмехнулась. — Ну, звоните дорожникам.
Председательша стала набирать номер, потом замешкалась:
— Вы бы лучше сами. А то спять бросят.
Мария Ивановна взяла трубку:
— Кого спросить?
— Страшнова Владилена Парфеныча.
— Страшнов? — сказала в трубку Мария Ивановна.
— Он самый, — басом ответила трубка.
— Из Голованова звонят... Кто вам разрешил посреди Дербенева закладывать щебеночный склад?
— Я согласовал с Давыдовым и с председателем сельсовета.
— Это неправда!
— Что?! А кто со мной, собственно, разговаривает? — грозно вопрошала трубка.
— Депутат Верховного Совета Твердохлебова.
Наступила пауза. Потом трубка заговорила мягче:
— Так, товарищ Твердохлебова, я вас слушаю.
— Кто вам разрешил посреди села заложить щебеночный склад?
— Понимаете, у нас срочное задание — к октябрю пустить дербеневский участок дороги. Ну и выбрали место
— А вы спросили тех людей, что в селе живут? Вы подумали: как они жить станут вокруг вашего склада?
— Учтем, товарищ Твердохлебова... Учтем.
— Так вот, щебень заберите оттуда! Пришлите в Дербенево своих людей, а я привезу председателя сельсовета. Выбирайте место где положено.
Мария Ивановна сходит с крыльца и видит: по широкой деревенской улице, по траве-мураве, катит ее отец на высоком старомодном велосипеде. Он весело смотрит на нее и машет ей рукой. На нем все та же соломенная шляпа, белый пиджак, желтые краги. Мария Ивановна пошла к нему навстречу.
— Мария Ивановна, вы куда? — крикнул Петя. — "Газик"-то вот он.
Она остановилась, чуть шатнувшись, взялась рукой за сердце. Петя в один прыжок очутился возле нее.
— Вам плохо, Мария Ивановна?
— Что-то сердце... Я сейчас, сейчас...
— Может, к доктору заехать?
— Нет, пройдет.
Она несколько раз глубоко вздохнула и пошла к машине.
— Зови председателя сельсовета! — сказала на ходу Пете.
Дербенево. Возле щебеночной кучи останавливается "газик". Из машины вылезают Мария Ивановна и Евдокия Тихоновна. Бабы, знакомые нам, окружают их.
— Ну, что? Как? — спрашивают они.
— Все в порядке, бабы. Вот привезла вам верховную власть. Щебень уберут, перевезут на новое место, — сказала Мария Ивановна.
— Спасибо вам, Мария Ивановна! А мы давеча спохватились было, да поздно. Школьники признали вас. Это, говорят, Твердохлебова. Пшеницу которая выводит, — подошла к ней могучая тетка. — Значит, вы та самая?
— Та самая, — смеется Мария Ивановна.
— Хоть молочка попейте, холодное молочко. Прямо из погреба, — подает Марии Ивановне старушка горшок с молоком. — По нынешней жаре это питье в самый раз.
Мария Ивановна приняла горшок:
— Петя, кружку!
Петя подал ей кружку. Мария Ивановна налила себе, а горшок передала Пете. Тот залпом выпил все, что было в горшке.
— Теперь доедем! — и хлопнул себя по животу.
— На здоровье!
— Счастливый путь! — раздавались голоса.
И бабы долго махали им вслед.
Раздался резкий хриплый гудок. Мария Ивановна подняла голову — они подъезжали к речному берегу. По реке шел буксирный пароход, тянул две баржи и гудел вовсю:
— В пу-уть, в пу-уть!
"Газик" спустился с откоса. Моста нет — у берега торчит бревенчатый припаромок, отдаленно смахивающий на колодезный сруб, с настилом поверху. Паром — плоскодонная развалистая посудина с будкой на корме — стоит на том берегу. Тишина и безлюдье. Река неширокая, метров двести, так что на тот берег кричать — хорошо слышно. Шофер сначала посигналил — никто не отозвался. Тогда он вылез из "газика" и закричал:
— Па-ро-ом!
Тишина.
— Паро-о-ом!
Наконец из паромной будки вышел детина в майке, босой, в засученных по колени штанах, упер руки в бока и зычно спросил: