Хозяин тайги (сборник)
Шрифт:
— Завотделом селекции Мария Ивановна Твердохлебова, — представил жену Василий.
— Сидор Иванович, — протянул руку Судейкин. — Рабочих по отделу селекции разрешено нанимать сезонно — не более пяти человек. Штатное расписание здесь, — указал он на планшетку, и обратился к Василию: Разрешите приступить к передаче?
— Пойдемте.
Василий и Судейкин двинулись к конторе.
— Извиняюсь, вы не комсомольцы? — спросил на ходу Судейкин.
— Я член партии, а жена выбыла механически, — ответил Василий.
— Извиняюсь,
— Почему?
— Не работали с ней по единой линии, вот она и выпала из рядов.
— Она беспартийный большевик.
— Ну, тогда мы и ее должны охватить.
— Чем это ее охватить?
— Программой всеобуча. Изучение противогаза, винтовки образца девяносто первого дробь тридцатого годов, комплексом ГТО, стрельбой по мишени.
— У нее теперь своя стрельба пойдет на опытном поле.
— Какая стрельба? Неорганизованная стрельба строго запрещается.
— Успокойтесь... У нее организованная.
И на поле возобновилась прерванная работа.
— Ближе! Но! Ближе! — покрикивает Чапурин на лошадь и идет за сохой, насупленно смотрит в землю.
— Та-ак, та-ак, — повторяет Марфа, придавливая одну за другой доски, пытаясь не отставать от сноровисто сеющей Муси.
А над их спинами, как песня жаворонка, протяжно льется заунывная "ырыата" Аржакона.
Короткая якутская весна протекает бурно; еще только вчера на голых речных берегах, в глубоких и черных проемах обнаженного леса чуть желтели ивняковые островки, а сегодня зазеленел подлесок, выбросила клейкие, резные листочки береза, окуталась салатным пушком лиственница. Еще только вчера табунились стайками над рекой утки, а сегодня одинокие селезни тоскливо жмутся к камышовым зарослям, где на гнездах сидят их присмиревшие подруги; еще вчера в сизом, вязком небе тянулись частые клинья гусей и журавлей, а сегодня по вечерам с глухих болот на таежных распадках послышались гортанные, высокие клики журавлиных песен, и на ранней светлой зорьке почти незакатного дня с черных укромных проток да заводей ударил раскатистый трубный зов одинокого оленя.
Весна и лето слились в одном ликующем порыве пробуждения — взять от солнца, от земли, от этого теплого ветра, от влаги все для короткой и бурной жизни.
На полях опытной станции, где еще только вчера сеяли, сегодня густо зеленеют всходы, и две одиноких фигурки — Муси и Марфы — склонились в прополке и кажутся совсем точками на этом мягком огромном разливе зеленей.
Маленький Володя подбегает к пропольщицам и кричит:
— Мама, сегодня день давно уж кончился. Папа говорит: ночь началась. Спать пора.
— Ах ты, мой звоночек! — Муся берет его на руки. — Значит, маму пожалел?
— Нет, я тебя не жалел. Это папа меня послал.
— Слышишь, Марфа? Начальство приказывает бросать работу, — говорит Муся.
Марфа встала с колен, с трудом разогнула спину, уперев руки в поясницу.
— О господи боже мой! Спина одеревенела. — Оглядывает прополотую полосу. — Ну, Марья
— Это не я тороплю, Марфа, — время гонит. Если трава забьет всходы, тогда пиши пропало, не успеют они созреть.
— Так-то оно так. Потянем их. Господь даст — и вызреют.
— Тут, как говорится, на бога надейся, но сам не плошай. А вот с опылением нам вдвоем не справиться. Надо бы еще кого-то пригласить, говорит Муся.
— Хотите, я племянницу позову?
— Где она? Что делает?
— В школе учится, в восьмом классе.
— Это хорошо. Это у нее вроде практики станет... Пригласи.
Они идут к длинному бревенчатому бараку, к своей конторе и своему жилью. У порога их встречает Василий:
— Привет старательным культурхозяевам! Вы что же нас голодом морите?
— То-то видно, как вы истомились, бедные, — отвечает Муся.
Из-за плеча Василия выглядывает Судейкин, а в глубине стоят Чапурин и Аржакон. Все в сборе.
— Вы что, или женить кого собрались? — спросила Муся. — По какому случаю сбор?
— А вот проходите и узнаете... Мы тоже не бездельничаем, — загадочно улыбается Василий.
Он ведет Мусю по коридору. Остальные идут за ними. Рядом с их комнатой над очередной дверью дощечка с голубой надписью: "Селекционная лаборатория".
— Видишь? — указывает Василий.
— Солидная вывеска, — улыбается Муся. — Неужели сам сотворил? Живописец!
— Минуточку! — Василий торжественно растворил дверь и королевским жестом пригласил: — Прошу, товарищ заведующий отделом селекции!
Муся перешагнула порог и ахнула: на свежеструганных аккуратных полочках стояли колбочки, пробирки, стеклянные банки, плошки, а на столе красовался новенький, сверкающий никелем микроскоп и пачка журналов и тетрадей.
— Откуда? Когда? — удивленно спрашивала она.
— Оборудование доставил сегодня из Якутска, — сказал Судейкин.
— А полки, полки-то? Какая прелесть!.. — удивлялась Муся.
— Золотых дел мастер, — указал Василий на Чапурина. — Его работа.
— Андрей Егорыч, вы и это умеете?
— Дак дело нехитрое. Было бы из чего, — смущенно отвечал Чапурин.
— И все, почитай, одним топором сработано, — сказал Василий.
— Дак умеем топор держать. Дело нехитрое, — сказал Чапурин.
— У нас еще и почвенная лаборатория оборудована, — сказал Судейкин.
— Сидор Иванович, это уже разглашение военной тайны, — сказал Василий.
— А ну-ка, ну-ка! — подхватила Муся.
Они перешли в соседнюю комнату. И здесь такие же полочки с расставленными приборами, стол, принакрытый газетами.
— А что у вас на столе-то? — спрашивает Муся.
— Почвенные образцы, — отвечает Василий.
— Когда же вы успели? Покажи-ка!
Муся подходит к столу, Василий срывает газеты. На столе — водка, вино и закуски. В центре стола огромная миска, полная розовой строганины из тайменя с луком.