Хозяин тумана
Шрифт:
Ему казалось, что он с мучительными стонами проваливается в смердящую бездну, как в тот ужасный день… лет десять назад.
Внезапно на него обрушился шквал неприятных, мучительных воспоминаний. Память, точно отозвавшись на агрессивную пульсацию, мгновенно отозвалась целым рядом картин прошлого.
В эту секунду Таррейтал, помимо своей воли, вдруг снова ощутил себя ребенком. Он не просто перенесся в детство, а отчетливо вспомнил тот памятный день, когда впервые оказался под черной тенью Нечистого, когда впервые соприкоснулся с могущественной темной силой.
Он словно отключился, потерял сознание от болевого шока. Глухой звон, наполнявший каждый угол рассудка, заставил его отсоединиться от своего земного организма. Он вылетел из себя, выпорхнул из собственного тела, как пчела из раскрытого бутона цветка, и мысленно перелетел в свое детство…
…Этот случай, о котором не знал никто, ни родители принца, ни аббат Фарсманс, произошел около десяти лет назад. Все случилось в те далекие времена, когда Таррейтал еще не отпраздновал даже восьмой год со дня своего рождения.
Поздним летом, на исходе теплого ясного дня, маленький Тарре отправился на прогулку в лес со своим верным другом, квадратноголовым шутом Киписом. Родители не боялись отпускать ребенка вдвоем с карликом: несмотря на неказистость и уродство, Кипис был коренаст, ловок и мог постоять, в случае необходимости, за своего маленького подопечного.
Да и сам Тарре с детства обладал очень неплохими ментальными способностями, проявившимися уже очень рано. Причем с каждым годом его талант не только не угасал, а только неуклонно развивался.
Под чутким руководством аббата Фарсманса принц начинал с малого. Мальчик постепенно взращивал свой телепатический дар, для начала пытаясь проникать в сознание каждого попадающегося навстречу живого существа, будь то стремительно бегающий по двору огромный пес или порхающая бабочка.
Со временем, годам к десяти Таррейтал не только научился мысленно проникать в сознание всех животных, попадавшихся ему на пути. При желании он легко мог, ради шутки, «проникать» в головы своих близких, друзей и домочадцев, чтобы посмотреть на окружающий мир их глазами.
Как правило, он прекрасно чувствовал на большом расстоянии любую опасность. Поэтому родители не особенно тревожились во время длительных прогулок своего ребенка.
Издалека десятилетний Тарре и взрослый, почти достигший своего тридцатилетия Кипис, вышагивающие по лесным опушкам, выглядели, как мальчики-приятели. Тогда принц еще не особенно подрос, и они были почти одного роста, так что зачастую высокая густая трава почти скрывала обе головы, смоляную вихрастую макушку Тарре и безволосый квадратный затылок шута.
В тот тихий вечер друзья беспечно веселились. Маленький принц, подпрыгивая, сноровисто размахивал гибким ивовым прутом, безжалостно срубая зонтики болиголова. Шут то надувал бледно-зеленоватые щеки и заливисто свистел, передразнивая крикливых соек, то размахивал большими ушами и принимался дурашливо кувыркаться на мягких мшистых полянках, постоянно попадавшихся на их пути.
Неразлучные друзья все дальше и дальше углублялись в лесную чащу, где в причудливом переплетении перемежались гибкие араукарии и стройные кипарисы, раскидистые кедры и голые стволы высоких пальм с лохматыми шапками.
Внезапно какая-то неведомая птица с пронзительным криком резко взмыла вверх прямо из-под ног Тарре, шумно рассекая крыльями влажный воздух. В золотистой листве старой, облезлой сикоморы истошно застрекотала, зацокала сорока. Ей тут же ответила другая. Вдруг тихий до этого лес словно пришел в движение и наполнился самыми разнообразными звуками, не прекращавшимися ни на мгновение. Закричали, захлопали крыльями многочисленные птицы, срывавшиеся с веток. С дикими воплями, напоминающими судорожные рыдания, понеслись по зеленым вершинам деревьев мохнатые обезьяны.
Обитатели леса внезапно испугались чего-то. Все почему-то решили разбежаться в разные стороны.
В воздухе повисла тревога…
Не сговариваясь, Тарре и Кипис замедлили шаг и даже замерли на месте. Внезапно поднятый шум утих так же быстро, как и поднялся и в зарослях воцарилась гнетущая тишина.
Что-то заставило маленьких друзей разом обернуться.
Недалеко затрещали сучья, зашелестели густые заросли кустарника и шагах в двадцати от себя они увидели… морду огромного зверя, бесшумно выдвинувшегося на едва заметную тропку из кустов дикой жимолости. В первое мгновение малыш Тарре буквально застыл на месте от ужаса: никогда раньше он не видел такого чудовища! Даже в отцовском зверинце, переполненном уродливыми, диковинными мутантами, не встречалось ничего подобного!
Монстр напоминал крупного медведя, гигантского гризли, вставшего на мощные задние лапы. Почти лысая, безволосая макушка отливала серой грязью, огромная голова была словно срезана спереди, а голые уши плотно прижимались к черепу, обтянутому плотной кожей. На верхней губе и по краям разинутой пасти торчала жесткая щетина, похожая на толстую проволоку, а мощные челюсти сплошь усеивали острые клыки.
Чудовище потянуло носом воздух и медленно тронулось с места по направлению к людям. Судорожно вцепившись обеими ладонями в запястье Киписа, Тарре попятился прочь, но через мгновение с изумлением и испугом ощутил противодействие…
Рука карлика словно одеревенела. Шут не двигался, а стоял, как ствол деревца. Кипис как будто пустил корни в землю! Он точно прирос маленькими подошвами к клочку дерна, на котором так резко остановился. В страхе и недоумении Тарре пытался отойти, он теребил, дергал, тянул друга за пальцы, за полы одежды — но все было тщетно!
Карлик за одну секунду превратился в обыкновенный столб, в статую, в стоячего мертвеца. Даже его глаза, вытаращенные, с черными расширенными зрачками, оставались неподвижными, зияя полной пустотой и бессмысленностью.