Хозяин жизни
Шрифт:
Беру мобильный со стола и, пока малыши тщательно выводят букву «В» в тетрадках, проверяю все социальные сети. Глупости, он не мальчишка, он богатый, взрослый мужик, у которого на всю эту белиберду нет времени.
В конце рабочего дня я замечаю дорогое черное аудио на противоположной стороне дороги. Оно припарковано под деревьями, в тени, как будто его хозяин не хочет, чтобы его заметили. У Дусманиса много машин. На свадьбе он был на одной, ко мне приезжал на другой. А нас с Артуром отправлял домой на третьей. И фантазия тут же дорисовывает картину того, что он приехал ко мне. Он хочет меня увидеть. Для него это не просто спустить пар с той, которую давно хотел. Он
Сердце колотится, руки потеют и начинают трястись. Планы и тетради учеников валятся на пол. Безрезультатно пытаюсь засунуть все это в свою сумку, но не получается. Все мнется, ну и хрен с ним. Кое-как запираю класс и, столкнувшись с завучем в коридоре, извиняюсь, стремглав сбегая по лестнице вниз. Чуть не сбиваю с ног какого-то ребенка, вовремя удержав и поставив его на ноги.
Вылетаю на улицу. Лицо тут же обдает прохладным воздухом. И… острым ароматом роз. Дорогу мне преграждает муж, пихая в лицо огромный бордовый букет. Я быстро смотрю за его спину, пытаясь перестать дышать ртом. Из черной «ауди» выходит седовласый мужчина, он помогает вылезти с заднего сидения глубоко беременной женщине. Это не машина Дусманиса и это не он приехал ко мне. Это вообще не ко мне. Медленно и безнадежно перевожу взгляд на мужа, который смотрит на меня глазами кота из Шрека.
Глава 33
Смотрю в полные надежды глаза Артура и отшатываюсь. Мне становится дурно. Тошнит. В глотке что-то противно шкрябает, улица вокруг меня плывет с такой скоростью, будто я кружусь на карусели.
Впервые в жизни мне хочется ударить ни в чем не повинного человека, чтобы просто убрать его с дороги, чтобы привести в чувства. Я тебя бросила! Бросила, твою мать! Ну не делай ты хуже нам обоим. Но Артур не виноват, он никогда не был виноват. Он хороший человек. Он меня всегда любил. Я это точно знаю. Как мог, так и любил. Подарки дарил, раны перекисью обрабатывал, когда с лестницы неловко свалилась. Он меня грел, когда я мёрзла, он меня через лужи таскал. А секса у нас в последнее время не было, потому что рогом он упирался, когда я требовала. Ну такой он человек, характер дурацкий. Упрямый интеллектуал, который все привык объяснять историческими фактами. Но меня же все устраивало. Мне казалось это милым, когда он что-то долго и увлеченно рассказывал.
Глаза печёт от поступивших слез. Я просто не могу контролировать те эмоции и чувства, которые испытываю к его отцу. Не могу, они как лавина, сбивают меня с ног. Они меня разума лишают. От вида несчастного лица Артура меня снова ведет. Я опять начинаю жалеть его, пытаюсь обойти, цветы в руки не беру, хотя они очень красивые. Я не хочу говорить ему про измену, дрожью пробирает от мысли, что он станет докапываться, с кем я его предала.
Скорее всего, с его отцом мы больше никогда не увидимся. Но и Артура размазывать изменой я не решаюсь. Делаю шаг вправо, но он улыбается с той нежностью, которую невозможно спутать ни с чем другим. Он ждет. Он надеется. Он пришел вернуть меня обратно. Он бы никогда мне ни изменил, он бы никогда не остался в клубе с певицей. Он бы никогда не предал меня. Он немного дурачок в каком-то самом хорошем смысле этого слова. И для меня он родной человек, я люблю с ним болтать, но он не мужчина от которого трясутся коленки. Я не хочу, я ужасно не хочу делать ему больно. Но думать нужно было раньше, до того, как пошла за его отцом. Слеза течет по щеке. Сердце обливается кровью.
— Сладенькая, ну чего ты? Я тебя обидел? Ну, пожалуйста, скажи. Я все исправлю. Маш, я люблю тебя, люблю. Я ведь всегда любил, только тебя, с первого раза, — неловко обнимает.
Между нами застревает букет, чувствую иголки, что впиваются в кожу, несмотря на бумажную упаковку. Меня трясет от того, что я собираюсь сказать. Но, если я не скажу, он так и будет лелеять надежду. Таскать букеты, просить прощения за то, в чем не виноват.
Он еще встретит, встретит ту, что полюбит его, растворится в его карих глазах, примет любой подход к сексу и интиму. Будет дышать одним с ним воздухом. А мне нужно разрезать эту пуповину раз и навсегда.
— Я изменила тебе, Артур, — произношу осипшим голосом, — мне жаль.
Он медленно отлипает от меня. Глядя в глаза повторить это сложнее. Но Артур смотрит, а я не имею права скрывать дальше. Ради него. Ради этого еще совсем молодого парня, который достоин большего, чем дрянь, мечтавшая о сексе с его отцом на собственной свадьбе.
— На концерте Азалии я, — выдавливаю, — я была с другим мужчиной.
Артур отстраняется, чуть не падая со ступенек крыльца школы. Смотрит на меня, будто не узнает. Потом смеётся, как-то совсем жалко и отчаянно. Кривится. Не может поверить. Принимать не хочет.
— Ты? Ты не выдумывай, Маш, что за дикая бредня? Ты ведь всегда переживаешь, что платье короткое или грудь видна. Ты и первый встречный мужик в баре? Маш? — он резко мрачнеет, злится, переходит на крик. — Маш, зачем ты врешь?!
— Я не вру.
— Врешь!
Мимо нас проходят мои коллеги, они оборачиваются. И за это мне тоже стыдно.
— Врешь! — как-то совсем по-детски кричит Артур, швыряя в меня букетом, попадая в лицо.
Он еще молодой, очень молодой и импульсивный, он младше меня на год. Он не готов к такому развитию событий. Моя реакция ни к черту, и непойманный букет сползает по телу вниз.
Я хочу уйти, сжав сумку, я двигаюсь прямо к забору.
— Кто он? — больно дергает меня за плечо Артур. — Скажи, кто он? С кем ты трахалась, Маш? С кем? Пока я переживал и искал тебя, с кем?
— Пока ты напивался с моей подругой, — зачем-то уточняю я, и семеню в сторону остановки.
— Я и Катька? Ты еб*нулась!?
Неожиданно вздрагиваю.
Не знала, что он умеет материться.
— Я ее вообще не воспринимаю, как женщину. Она не в моем вкусе даже, — будто всхлипывает Артур.
Боже, какое у него лицо. Я хочу провалиться сквозь землю. Разговор идет куда-то не туда. Зачем я перекладываю ответственность? Чтобы не сделал Артур, как бы ему не было весело с Катькой, это ни в какое сравнение не идет с тем, что в это время я скакала на члене его отца.
— Так ты приревновала что ли, Маш?
— Артур, пожалуйста, давай просто расстанемся, я тебя умоляю. Давай разойдемся по-хорошему и все, — говорю я тихо, потому что от крика и эмоций начинает раскалываться голова.
— Маша, я позавчера тебя во сне обнимал?! Что изменилось! — продолжает он с надрывом орать.
— Изменила я тебе. Изменила, — повторяю тихо, но он слышит.
— Ты не могла, ты не такая, — останавливается Артур, орать перестает, но выглядит еще хуже, чем когда кричит.
— Могла, я могла и сделала. Прости меня.
— Я тебя ненавижу, Маш, — кривится Артур, поджимая губу и становясь на три тона бледнее, — ненавижу.
Он охрип.
— Прости меня, пожалуйста, — повторяю, рыдаю от горя, — прости.