Хозяин
Шрифт:
Рынок встретил нас необычайным для утра оживлением: как же, в невольничьем ряду сидели на корточках, стояли или просто лежали на земле десятки рабов, вместо одного купца около покупателей суетились трое помощников, всячески нахваливающих свой товар. Увидев меня, купец, раздвигая брюхом толпу, приблизился, широко раскинув руки, как встречающий после долгой разлуки сына отец. Но объятий не получилось, слегка отстранив купца, я деловито спросил:
– Ну и кого ты мне оставил, дядя? Давай посмотрим.
– Ай, молодой-хороший, зачем спешить, пойдем, сядем, чайку попьем, а народ к нам помощники подгонять по одному будут.
– Нет, дядя, я сам по ряду пройду, с людьми поговорю.
–
Я не стал продолжать бесполезный разговор, а подошел к стоящему с краю крепкому мужику с перевязанной головой и перебитым носом.
– Как зовут, откуда родом?
– Николай я, охотник, а все мы с северо-западного приморья, – неохотно, чуть гундося ответил мужик.
– А кроме охоты, чем занимался?
– По печам я мастер, из камня клал и из кирпича могу.
– А что голова повязана?
– Да не взяли б они меня, коль сознания не потерял.
– Значит, сопротивлялся здорово?
– Было дело, – неохотно ответил Николай, зачем-то взглянув на купца (ага, понял, непокорные дешевле идут), – продавец тут же подскочил, затараторил:
– Да посмотри, какие мышцы у него, зубы какие, – сказал он, раздирая губы охотника цепкими пальцами.
– Ладно, я понял, давай следующего.
– Что, этого не берешь?
– Подумаю, – сказал я уклончиво.
– Ну ладно, я за него прошу всего полмешка соли, – горячился купец.
– Десять фунтов и не более.
В конечном итоге Николай достался мне за пятнадцать фунтов соли. Перешли к следующему рабу – на этот раз это был худой, но жилистый рыбак и процедура торга возобновилась. Так в течение двух часов я торговался с купцом, в итоге у нас оказалось двенадцать рабов и повозки из-под соли освободились. На последние полмешка мы закупили провизии в дорогу и оставили соли на расчет с трактирщиком, кстати эту ночь невольники проведут в сарае с сеном, при постоялом дворе. Ну все, все, дел много, только успевай да поворачивайся.
Сапер, запершись в номере, мастерил что-то по своей части, Митька раздавал провизию невольникам, дед Максим начинял колбасу ядовитым порошком, а я разбирался с оружием, переданным нам в закрытых мешках возницей (Марат пока выполняет свои обязательства)… Но, как бы я ни был занят, все же нашел время побеседовать с невольниками, они только закончили трапезу, когда я зашел в сарай. Все настороженно смотрели, приглядываясь к новому хозяину.
– Мужики, – говорю, – в моих краях рабов нет и не будет, осядете в моем селе, будете и дальше крестьянствовать или охотиться, как у себя на родине. Если у вас в ваших краях осталась родня, клянусь, зимой проведаем вашу родину, и вы сможете перевезти семьи к нам в селение. А неженатым девок дадим, у нас их много – после этой фразы лица мужиков разгладились, но все же один спросил: – А далеко ваше поселение?
– Три дня пути по юго-восточному тракту.
– Да… все дальше и дальше от дома, – сказал кто-то и тихо вздохнул.
Но я возвысил голос и твердо сказал:
– Теперь ваш дом в нашем селе, и от таких вот напастей, какие с вами приключились в родном краю, мы вас убережем, это я вам твердо обещаю, а завтра мне предстоит серьезное дело, и, возможно, понадобится ваша помощь. Поэтому, надеюсь, никто не подведет меня. Если мы с товарищами погибнем завтра, то, скорее всего, вы, как бесхозные рабы, попадете на работу в Провал, и, поверьте мне, долго там никто не проживет. За вами поутру придет дед Максим, сегодня вечером он к вам зайдет, познакомитесь…
Лица бывших невольников повеселели, двое охотников вообще предложили свою помощь в боевом деле, но я отказался: «Еще успеете повоевать».
Вообще мне повезло, что из всей группы рабов ни у одного не было родственников среди оставшихся пленных, а то пришлось бы для поднятия престижа делать налет
В городе слышалась частая стрельба, то тут, то там хлопали взрывы гранат и даже был слышен стрекот тяжелого пулемета. Боевые действия охватывали весь южный и восточный районы города, но стрельбы от усадьбы Марата или крепости Паука, пока не было слышно.
Грузимся. Все снаряжение укладываем на повозку с впряженным в нее Вороном, конечно. Не хочется мне своего коняку на это опасное дело вести, ведь ему одному придется остаться, когда мы перенесем снаряжение ближе к крепости Паука. А оружия и боеприпасов наберется немало, килограмм эдак под двести пятьдесят, и последние триста метров нам придется преодолевать полосу ловушек с этим грузом. Впрочем, мы можем поставить сначала мины перед караульным постом, а для этого не нужно по ловушкам ходить, бери и неси шагов сто пятьдесят до места закладки, правда, придется все это делать под носом караульных, у которых все внимание как раз в нашу сторону направлено. Ну, мы с Митькой зверя на охоте не спугивали, да и Сапер уже показал свое мастерство по скрытой закладке мин. Деда Максима мы и близко к закладке не подпустим. Пускай только проведет нас меж ловушек на позиции и приблизительное место выхода из подземного хода Паука покажет, а затем сразу за бывшими невольниками поедет. Ну, вроде ничего не забыли, присели «на дорожку» и вышли в ночь.
День для Владимира Сергеевича выдался не из легких. С утра стали поступать сведения о том, что бойцы Марата атакуют мастерские, трактиры, «веселые» дома, расположенные на территории Паука. Они даже разгромили казарму, расположенную в самом дальнем конце территории, в южной части Полиса. Перебили всех бойцов и сожгли строение. Бойцы, конечно, пытались оказать сопротивление, но что могут сделать простые автоматы Калашникова и карабины против гранатометов и крупнокалиберных пулеметов? Паук недоумевал: «Как смог Марат так быстро выманить такое оружие у деревенщины? Чем смог прижать сельчан?» Но было видно по первым стычкам, что Марат боеприпасы бережет, значит, перевес в огневой мощи у него небольшой и пока не все потеряно. Людей у Марата примерно столько же, а тут еще подоспели сведения от надежного человечка, что нападение на главную цитадель Паука Марат наметил на послезавтра в ночь. Значит, силы будет собирать, готовиться. А мы его упредим в действиях. Паук собрал на совещание своих оставшихся в живых командиров групп. Порешили начинать большую войну с захвата усадьбы Марата этой же ночью. Крепостной двор группировки СБ к полудню напоминал муравейник. Бойцы получали оружие, боеприпасы, пищевое довольствие. Слышались окрики командиров, мат бойцов, визг свиней, забиваемых прямо во дворе. Через открытое окно Владимиру Семеновичу доносился пряный запах дыма от мангалов, на которых жарились ломти свежей свинины.
Постепенно двор начал пустеть, подготовленные для боя отряды уходили в Полис, каждый со своим заданием. Паук сидел у окна, напряженно вслушиваясь в звуки нарастающей перестрелки в городе. В дверь тихо постучались, и Левка Ноздря непривычно нерешительно протиснулся в дверь.
– Хозяин, плохие новости, – Левка замер, не решаясь продолжать, а затем из-за полуоткрытой двери вытянул оборванного, худого бойца, заросшего полуседой щетиной. – Вот, – сказал Левка не в силах продолжать. Этого парня Паук знал, телохранитель Семена упал на колени и зарыдал: