Хозяйка Блосхолма. В дебрях Севера
Шрифт:
— Вы больше не будете убегать от меня?
— Нет!
— Значит, мне больше нечего желать в жизни, — продолжала Нейда, опять прильнув к нему. — Мне ведь, кроме вас, ничего не нужно!
Веселый Роджер ничего не ответил и только чувствовал, как тихо бьется ее сердце рядом с ним, и слушал звонкий птичий щебет. И оба они были очень счастливы. Но тут Питер, которому стало скучно, неторопливо отправился исследовать солнечные глубины леса.
И, услышав эти осторожные, крадущиеся шаги, словно говорившие о том, что впереди его ждут опасности, Веселый Роджер переменился в лице. Ладонь Нейды ласково прижалась к его щеке.
— Вы меня очень любите?
— Больше жизни, — ответил он, следя за тем, как Питер принюхивается к легкому южному ветерку.
Ее палец нежно коснулся его губ.
— И я буду с вами… всегда и повсюду?
— Да, всегда и повсюду. — Но его глаза смотрели на уходящий вдаль дремучий лес и видели худое безжалостное лицо человека, который шел по его следу. Лицо Брео-Хорька.
Он обнял Нейду и прижал ее головку к своей груди.
— Только бы ты никогда об этом не пожалела, — сказал он, по-прежнему глядя на лес.
— Нет-нет, я никогда не пожалею! — негромко воскликнула она. — Пусть нам придется скитаться без приюта, и голодать, и отбиваться от полиции… и умереть. Я ни о чем не пожалею, пока буду с вами!
Он молчал, прижимая губы к мягким каштановым волосам, и Нейда начала рассказывать ему то, что он уже слышал от отца Джона: как она бежала за ним по лесу в грозу, когда он ушел из хижины миссионера у Гребня Крэгга. А Веселый Роджер, в свою очередь, рассказал ей, как Питер разбудил его на рассвете и он нашел ее подарок, который спас его от отчаяния и безумия, и как на берегу Уолластона он отдал этот подарок на хранение Желтой Птице.
Они бродили по душистому весеннему лесу, и целый час Нейда расспрашивала его про Желтую Птицу и Солнечную Тучку. Так она постепенно узнала, что в детстве он называл Желтую Птицу доброй волшебницей, а когда вырос, стал ради нее преступником. Когда он кончил рассказывать, глаза Нейды блестели и она часто дышала.
— Когда-нибудь мы побываем там вместе! — шепнула она. — Я так горжусь тобой, мой Роджер! И я уже люблю Желтую Птицу… и Солнечную Тучку тоже. Когда-нибудь мы навестим их, хорошо?
Веселый Роджер кивнул, и грызущий страх в его сердце исчез — так он был счастлив.
— Да, мы побываем там. Я видел такой сон, и он поддержал меня, когда мне грозила смерть…
Потом он рассказал ей про Кассиди, с которым он расстался на другом берегу Уолластона в хижине старого траппера и его внучки Жизели, где рыжий капрал конной полиции нашел свое счастье.
Время шло незаметно, и только под вечер они вернулись в хижину. Нейда опять заперлась у себя в комнате и вышла, только когда свадебные яства, состряпанные Усимиской, уже стояли на столе.
И Веселый Роджер снова тихо ахнул, когда увидел ее, — так она преобразилась. Опять перед ним была новая, взрослая Нейда — от волос, красиво уложенных на голове, до изящных туфелек на маленьких ножках. Руги, когда-то покрытые синяками, были теперь белоснежными, и вся ее изящная красота настолько поразила Мак-Кея, что он только тупо смотрел на Нейду, пока она не подбежала к нему и не чмокнула его в щеку так громко, что Питер навострил от неожиданности уши. Потом Нейда поцеловала отца Джона и принялась весело хозяйничать за свадебным столом.
И теперь она уже не смущалась, произнося его имя, много раз смело называла его Роджером, а дважды с застенчивым лукавством сказала даже «мой муж», и во время этого блаженного обеда Роджер Мак-Кей, закаленный невзгодами северный бродяга, не спускал полных обожания глаз со своей жены и не уставал дивиться своему счастью.
Но и в этот безмятежный час где-то в самом дальнем уголке его мозга пряталось тревожное воспоминание о Брео-Хорьке.
Глава XIX
Когда сгустились сумерки и в вышине высыпали звезды, он рассказал о своих опасениях отцу Джону.
Нейда кликнула Питера и ушла к себе, а отец Джон, обратив бледное лицо к бескрайнему великолепию небес, беззвучно шептал слова благодарственной молитвы, и вот тогда-то Веселый Роджер тихо положил руку на его плечо.
— Отец Джон, — сказал он, — какая прекрасная ночь!
— Ночь света и благодати, — ответил миссионер. — Взгляните на звезды. Они словно живые и, ликуя, ниспосылают вам свое благословение.
— И все же… мне страшно.
— Страшно?
Отец Джон взглянул на Мак-Кея и увидел, что его глаза устремлены куда-то за стену леса.
— Да, страшно — за нее.
И Мак-Кей коротко рассказал миссионеру о том, что произошло зимой в тундре, и о том, как он чуть было не попал в руки Брео, когда, вернувшись к Гребню Крэгга, искал там их с Нейдой.
— Он идет по моему следу, — закончил Веселый Роджер. — И, наверное, скоро доберется сюда.
Миссионер ласково положил руку на его локоть.
— Вы не убили Джеда Хокинса, сын мой, и это было главным утешением Нейды — и моим — все эти месяцы. Она думала о вас днем и ночью и верила, что вы снова увидитесь.
— Она мне дороже жизни — тысячи жизней, если бы они у меня были, — прошептал Мак-Кей. — Если что-нибудь случится… теперь…
— Да, если случится то, чего вы опасаетесь, что тогда? — спросил отец Джон проникновенным голосом. — Что произойдет, Роджер? Вы не убивали Джеда Хокинса. И если правосудие заставит вас заплатить за то, что оно считает нарушением закона, так ли уж велика будет цена?