Хозяйка большого дома
Шрифт:
А с ними и запахи.
— Да, прямой взгляд можно истолковать, как вызов, но всегда важно, от кого этот вызов исходит. К примеру, взять Ната. Нат одной со мной расы. И он мужчина. Мальчишка, конечно, но и мужчина. То есть, глядя мне в глаза, он пробует собственные силы… и чем дольше сумеет удержать взгляд, тем лучше… для него, конечно, не для меня. А ты… ты мало того, что женщина, так еще и альва…
Руки он разжал, и отступил.
Нож поднял.
— Я тебе другой дам, — пообещал Райдо, пряча этот в рукаве. — Нормальный. Только Ната не прирежь, ладно?
— Не
— Вот и умница. Пойдем обедать, а то я устал сидеть там один…
Он протянул руку.
Широкая ладонь. Шрамы. Пальцы короткие с ребристыми темными ногтями. Запястье толстенное, но в то же время беленькое, беззащитное какое-то.
— Пойдем, — согласилась Ийлэ, отводя взгляд от этой руки. — У… мамы были драгоценности… много… алмазы… и сапфиры еще… некоторые вещи старинные и, наверное, очень ценные… я не знаю, их никогда не оценивали… они семье принадлежали…
…браслет с крупными полированными гранатами…
…тяжелое красное золото и изумруды, которые больше напоминают мутные стекляшки… прапрабабка… со времен исхода…
…диадема с алмазами, ее мама с насмешкой именует короной и надевает неохотно. А Ийлэ диадема нравится… нет, Ийлэ знает, что когда-нибудь все эти драгоценности достанутся ей, но когда это будет?
Ей позволяют играть.
Комната. И зеркало. И мамины шкатулки, полные сокровищ… вытащить и примерить, сочинив очередную волшебную сказку о том, как однажды…
— Их не нашли. Меня спрашивали…
…мягкий голос.
Вопрос и еще вопрос. И надо отвечать, пусть губы и разбиты в кровь. Пощечина. Вопрос. Пощечина… вода по волосам течет, Ийлэ пытается слизывать капли с губ, ее мучит жажда, но ей не позволяют. Снова вопрос…
…опять.
Напиться позволят, когда она расскажет обо всем, что они хотят знать. Но Ийлэ не понимает…
— Тише, девочка моя, тише, — она вдруг очнулась в чужих руках и, кажется, закричала, забилась, пытаясь вырваться, а когда Райдо отпустил, сползла по стене, поскуливая, зажимая рот ладонями. — Все закончилось… все уже закончилось… они умерли, я знаю…
…он ничего не знает.
…и если узнает, сам убьет Ийлэ. Он будет милосерден и подарит ей быструю смерть… и не так давно, это — все, чего Ийлэ хотела, но теперь… когда все изменилось.
— Прости, — пес сел рядом, большой и теплый, и близко чересчур, но Ийлэ не отползла, позволила себе прислониться к нему, ненадолго, на мгновенье, которое, правда, растянулось, но с мгновеньями такое случается. — Я не хотел… я не должен был спрашивать, да?
Она сумела кивнуть.
— И не буду… больше не буду… только не убегай, ладно? Бран был дерьмом… я не такой… мы не такие, как он… дерьмо ведь везде встречается, но не нужно думать, что мир из него слеплен…
— Из него… — Ийлэ сказала, чтобы убедиться — она не потеряла саму эту способность: разговаривать.
А Райдо не ответил.
Не согласился, но и…
— Пойдем есть, — сказал он, поднимаясь. — А потом ты мне почитаешь. Почитаешь, да? Мне младшенький писем прислал, а читать некому… Нат, конечно, умеет, но Нат — не то, ни эмоций, ни выразительности… одно сплошное оскорбленное
Писем и вправду было много, пусть и не все из них — для альвы.
Из очередной стопки писем выпал серый конверт со знакомым чернильным пятном в верхнем левом углу. Райдо усмехнулся: приятно было осознавать, что старый товарищ не изменился.
Кеннет всегда был параноиком.
Но зато почерк у него, в отличие от младшенького, был читаем.
Райдо, привет старый засранец!
Хотя вроде ты еще и не такой старый, так что, привет нестарый засранец! Рад был получить письмецо и узнать, что ты жив. До меня доходили слухи, что ты подорвался на поле, но видать, опять преувеличивают.
Что до жизни моей, которая, уверен, нихрена тебя не интересует, но ты ж у нас скотина воспитанная, без поклонов не умеешь, то скажу так: у меня все в полном ажуре. Ушел я в отставку, да не просто так, а с листом наградным, к которому медалька положена. Так что ныне я не хрен с горы, а, как изволил выразиться мой папашка, достойный член общества. Он давече целую речугу толкнул. И невестушку мне подыскал, из вдовых и рода малого, но с приданым. Хорошая баба. И сын у нее толковый, правда, поначалу на меня все скалился, а теперь ничего, привыкли друг к другу. Славный пацан. Бестолковый только, прям как я был.
Живем мы в пригороде, своим домом и мирно, чего и тебе от души желаем.
Но по вопросам твоим стало мне ясно, что у тебя по-прежнему шило в жопе крутится. А потому прошу: поосторожней там. Лезешь ты в дело, которое не просто дерьмом воняет, но целою выгребною ямой, куда тазик дрожжей кинули. Видал такие шутки? Если нет, то скажу я так: от дрожжей дерьмо из ямы на раз прет. И не успеешь отойти, как с головою накроет.
Райдо хмыкнул: старый друг не изменился.
И хорошо бы навестить его, посмотреть и на дом, и на невесту, и на пасынка. И быть может, сидя в саду под вишнями — Кеннет этими вишнями всех достал, рассказывая, как в своем доме беседку поставит и будет чаи гонять на старости лет — опрокинуть по стаканчику вишневой наливки.
Или на худой конец, бренди.
Если доживет…
А ведь не зовет Кеннет в гости.
Знает? Наверняка. Он всегда умудрялся знать то, что ни по должности, ни по совести, ему знать было не положено.
Райдо развернул страницу, написанную мелким птичьим почерком. Случись человеку стороннему взять ее в руки, он долго бы пытался разобрать хитросплетения Кеннетовых каракуль, в которых угадывалась то одна, то другая буква, но лишь угадывалась.
Буквы перемежались с цифрами.
А то и вовсе сливались в узорчатую, словно нарисованную вязь навроде альвийской, а та вдруг перемежалась с резкими штрихами клинописи.
Шифр Кеннет выдумал сам. И был он несложным, если знать некоторые хитрости. Райдо знал.
Зеркало.
Пара книг и лист бумаги. Счеты. Кеннет обходился и без них, но голова Райдо ныне работала туго. Хорошо, хоть вовсе работала.
Наверное, можно было бы кликнуть Ната, но…
…если и вправду дерьмо, как предупреждал Кеннет, мальчишку лучше не впутывать.