Шрифт:
Пролог
Вдова смотрителя погоды из Лабаца заказала Ульрику резной ларь для муки с фигуркой богини плодородия на крышке. Хотя у столяра осталась всего одна рука, с работой он справлялся ничуть не хуже прежнего. Только хрупкие маленькие фигурки теперь вытачивал Шенвэль. Они закончили ларь как раз к обеду. Подмастерье отнес заказ. Обратно Шенвэль пошел не по дороге, а по тропинке. Эльф вырос в горах и не боялся заблудиться, несмотря на то, что был слегка под хмельком. А до встречи с Тенквиссом оставалась еще уйма времени.
Шенвэлю нужно было побыть одному.
Он не задумывался, куда идет, и очень скоро оказался в незнакомой долине. Через неделю эльфы собирались отмечать Мидаёте, праздник середины лета, но в горах
Шенвэль повалился на траву и захохотал, как безумный. «Небольшое дело», повторял он про себя. – «Небольшое дело». По лицу эльфа текли слезы, отраженный скалами смех звучал просто отвратительно. Шенвэль почувствовал резь в животе, но уже не мог остановиться.
Направляясь в Лабац, Шенвэль заглянул в портовый трактир, промочить горло. Хозяин заведения, один из немногих эльфов, рискнувших вести дела на человеческой половине Рабина, не взял денег с соплеменника. В оплату пива трактирщик попросил Шенвэля сыграть на флейте для его маленькой дочки. У эльфов не было принято отказывать детям, которых в Рабине росло совсем немного, а с флейтой Шенвэль не расставался никогда. После этого к эльфу подошел маг, похвалил игру и предложил выпить еще по кружке пива. Маг назвал себя Тенквиссом, и говорил он слегка чудно. Словно давно не пользовался мандречью. Они прошли за столик в углу зала, подальше от любопытных взглядов. Между второй и третьей кружкой Тенквисс начал намекать на небольшое дело, в котором ему нужен компаньон. Шенвэль отказался, не дослушав. Последним совместным предприятием людей и эльфов стал мирный договор между Мандрой и Фейре пять лет назад, который закрепил раздельное существование разумных рас.
И тогда маг, гадко улыбаясь, показал Шенвэлю небольшую полоску пергамента. Эльф увидел зеленый полумесяц и гербовую печать известного экенского банка.
– Что это? – спросил Шенвэль брезгливо.
– Это аккредитив, – сказал Тенквисс. – Поддельный, разумеется. На основании которого один мой приятель, уважаемый банкир из экенских гномов, закрыл счет своего самого крупного вкладчика. Он выдал все деньги агенту-сидху, предъявителю аккредитива. Увозить слитки пришлось на лошади, сам сидх не мог все унести.
Шенвэль запустил руку под стол, на что маг, увлеченный своей речью, не обратил внимания. Эльф стиснул флейту.
– А потом клиент заявился собственной персоной, и оказалось, что агент – настоящий, а документ – поддельный, – продолжал Тенквисс. – Дело удалось замять. Банкиру, чтобы не потерять репутации, пришлось вложить свои средства.
Шенвэль отхлебнул из кружки, расслабленно откинулся на спинку скамьи, расчищая себе пространство для замаха.
– У себя на заднем дворе гном установил чучело со светлыми волосами и каждый день упражняется на нем во владении боевым топором, – доверительно продолжил маг. – После чего куклу заменяют на новую. Чи вора сохранилась в этом клочке дубленой кожи, и…
Шенвэль ударил Тенквисса флейтой по голове так, что инструмент сломался пополам. Маг не успел схватиться за меч. Тенквисс свалился под стол, не издав ни звука. Все произошло так быстро, что никто из присутствовавших в трактире людей и сидхов не обратил на них внимания. Да и сидела пара в самом темном углу общего зала. Предосторожность мага обернулась против него самого.
Эльф проворно перегнулся через стол и выхватил документ из ослабевших пальцев. Однако аккредитив исчез с тихим шелестом, едва Шенвэль прикоснулся к нему. Эльф застонал от разочарования, поняв, что это была всего лишь магическая копия объекта. Шенвэль вытащил Тенквисса из-под стола, плеснул в лицо пивом из кружки. Маг открыл глаза.
Шенвэль сплюнул и сказал угрюмо:
– Тех денег у меня уже нет. Я на них купил себе дом здесь, да еще кое-что по мелочи. Но дом сейчас заложен…
Тенквисс обтер лицо рукавом, усмехнулся.
– Я не за этим тебя искал, – сказал маг. – Мне показалось, что звон монет тебе ласкает слух больше, чем большинству сидхов. Я просто хотел уточнить, так ли это.
– Так-то оно так, да только редко я эту мелодию слышу, – мрачно сказал Шенвэль.
– Приходи часа в четыре пополудни на обзорную площадку над Рабином – сказал Тенквисс. – У меня есть к тебе предложение. Если дело выгорит, ты будешь слышать эту сладкую музыку постоянно.
– Хорошо, – сказал Шенвэль и поспешно вышел. Он чувствовал, как поднимаются в нем пузырьки издевательского смеха. Эльфы всегда уступали людям в умении пить, а при виде надменного лица мага Шенвэль чувствовал, что теряет контроль над собой. Тенквисс был абсолютно уверен, что сам выбрал эльфа, нашел его и шантажом принудил к сотрудничеству.
Подняться на ноги Шенвэль уже не мог. Хихикая, он дополз до ручья и умылся. «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», неосторожно подумал Шенвэль и расхохотался снова. Эльф умылся. Вода в ручье оказалась теплой, и не слишком-то помогла ему успокоиться. Шенвэль глубоко вдохнул и осмотрелся. Теперь Шенвэль узнал место. Преодолев завал в восточной части лужайки, в соседней долине ручей встречался с другим потоком. Сливаясь, они образовывали ручей, который люди называли Росным, а эльфы просто Рос. Росный впадал в Куну недалеко от Рабина. Для того, чтобы вернуться в город, Шенвэлю нужно было идти вниз по течению ручья. Глянув на солнце, Шенвэль понял, что уже не успеет вернуться в Рабин и купить себе новую флейту до встречи с Тенквиссом. Шенвэль встал, перешагнул через ручей, вытащил нож и срезал ветку ивы. Побег хрустнул под ножом. По срезу потек сок. Шенвэль прищурился, пробормотал заклинание, чтобы кора не высохла до того момента, когда он обстучит ее и сделает себе дудку. Ему доводилось играть и на серебряных флейтах, но, как говорил учитель Шенвэля, инструмент не имеет значения. Жрец Ящера не уставал повторять, что значение имеет только музыка.
Шенвэль не знал, выгорит ли дело, которое задумал маг. Но предчувствовал, что сегодня город загорится точно. Шенвэль так же знал, что услышит ласкающую слух музыку.
Но это будет совсем не пошлый звон золота, на который намекал Тенквисс.
С неба раздался отвратительный, чудовищный хохот. Шенвэль вздрогнул и вскинул голову.
На долину легло черное пятно тени. Размытый силуэт небесной всадницы стремительно уменьшался.
Боевая ведьма заходила на посадку.
I
Волна с шумом ударилась о берег, с криками пронеслись потревоженные чайки. Адриана взяла из корыта отжатую простыню, растряхнула тугой жгут и повесила сушиться.
Михей, ее сын, сидел на завалинке у дома. Мальчик развлекал свою грудную сестру, потряхивая облезлой погремушкой. Наташа гулила в ответ и тянула ручки из своей корзинки. Услышав паузу в ритмичных позвякиваниях, Адриана покосилась на сына. Если девочка заплачет, может проснуться Радагаст. И мать, и сын искренне надеялись, что отец проспит до вечера, а потом, как всегда по вечерам в пятницу, куда-нибудь пойдет прогуляться с друзьями. Возвращался отец обычно в таком состоянии, что остальным домочадцам приходилось ночевать в госпитале, где работала Адриана. Она прошла всю войну медсестрой при полевом госпитале дивизии Серебряных Медведей, Михей родился и провел большую часть жизни там же. Казенная обстановка медицинских учреждений казалась мальчику уютнее и милее домашней. Тем более, в госпитале по ночам никто не бросался на них с топором. Начальник Адрианы давно знал старшую медсестру – во время войны Поджер был помощником главного хирурга дивизионного госпиталя. Поджер разрешил Адриане с детьми жить в госпитале во время запоев мужа.