Хозяйка Четырех Стихий
Шрифт:
– Я думаю… – начал Ульрик, но тут по сталагмитам скользнул свет. Три крупных магических шара один за другим появились в противоположном конце зала, в оранжевых отсветах мелькнули фигуры людей.
Эльф вскочил, протолкнул Елену в нишу под водопадом. Там начиналась естественная лестница. С другой стороны от источника находилась высокая галерея. Ульрик знал, что проход через пятьдесят саженей сворачивает вниз, а боковых ответвлений от него нет. По узкому коридору за водопадом, куда они сейчас забились, можно было добраться до поперечного горизонта, а оттуда – в сам Хельмутов грот. Но протискиваться
– Никого нет… А чего это вода светится? – спросил Гёса.
– В этом зале во времена нашего правления было подземное убежище. Жители Рабина скрывались тут от нападения сюрков, пока воины бились наверху, – сказал Шенвэль, пристально рассматривая истчоник. – Водопад сделали светящимся, чтобы скрасить часы ожидания во тьме.
Гёса наклонился. В уютной скорлупке, похожей на перевернутый щит пехотинца, лежал теплый плащ и яркая шелковая лента.
– Однако, – сказал экен. – И не холодно им.
Наемник поднял ленту.
– Если считать с той, что развевалась на кустах у входа, это уже двадцать пятая, – сказал Гёса. – В Рабине что, потрахаться больше негде?
– Да, это единственное место, где эльфы могут потрахаться с людьми, – сказал Шенвэль и посветил на источник. Ульрику на миг показалось, что подмастерье смотрит прямо ему в глаза. Елена испуганно сжалась. Экен присел на корточки, задумчиво качнул скорлупку, затем перевернул ее. Таких щитов не носили воины ни одной из существующих армий. Железный лист оказался цельным и очень тонким. Он имел форму капли и с выпуклой стороны был полностью черным.
Эльф отвел шар и двинулся в соседнюю галерею. Гёса колупнул пальцем черную, гладкую поверхность. Это была не краска. В этот момент раздался грохот. Экен вскочил, вытаскивая меч.
– Здесь такая же штуковина, – сказал Шенвэль.
Гёса последовал за ним, и голоса их теперь слышались немного приглушеннее, но все равно достаточно отчетливо. В высокой галерее оказалась целая куча псевдощитов, таких же тонких и черных с одной стороны. Эльф уже понял, что это такое, но думал, что экен не догадается. Но Гёсе случалось бывать не только на экенском склоне Драконьих гор.
– Знаешь, что это? – спросил эльф.
– Знаю, – сказал Гёса. – Это чешуя черного дракона. Причем такого маленького, что это скорее не дракон, а линдворм.
В глазах Шенвэля мелькнул интерес, и он продолжал слушать, не перебивая.
– Но я вот одного не пойму, – сказал Гёса. – Чешуйки так лежат, словно дракон наружу полз. Коридор для него тесноват был, вот он шкуру-то и обдирал. Черного Кровопийцу я, конечно, не видел, но по рассказам выходит, что он в эту галерею одну-то голову с трудом смог бы просунуть. А у него их было целых три. Пойдем, посмотрим, что там дальше. Дорогу-то найдешь обратно?
Шенвэль кивнул, и они пошли по круглой галерее. Магический шар так и плясал от встречного потока воздуха. Экен чувствовал под своими ногами невысокие, но чертовски неудобные столбики.
– А проход-то сквозной, – сказал Шенвэль.
– Ну-ка, подними свет, – сказал Гёса.
Оранжевый шар взмыл вверх. Эльф и экен увидели на своде прямо по центру продольную гряду крохотных сталактитов. Гёсе мешали идти симметричные им сталагмиты. Насколько хватало света, сталактиты свисали по всему потолку. Здесь в породе могла быть трещина, но эльф и экен знали правильный ответ.
– Это он гребнем промял, – сказал Гёса. – Шипы–то у драконов на хребте разного размера, и выбоины остались неравномерные. За годы выбоина заплыла, вот и сосульки нависли…
Эльф и экен остановились там, где проход круто уходил в глубину. Обе стороны устья были смяты, словно оплавлены, породу покрывали темные пятна. Известь вскипела и так застыла черными кружевами. В камне виднелись многочисленные глубокие борозды. С левой стороны царапин было меньше.
– Это кровь дракона, – сказал Шенвэль.
– Да, и хлестало из Черного Кровопийцы, как из водосточной трубы, – заметил Гёса.
– Всю кровь, что он из нас веками цедил, выблевал здесь… – сказал эльф сквозь зубы.
Гёса покачал головой.
– Не всю. Если бы у него было разорвано брюхо, или, скажем, шея, дракон не добрался бы до верха. Коридор вертикальный, тут надо расщепериться было, в стенки грудью и попой упираться. Он бы издох, кровью изошел. Похоже на то, что Черному Кровопийце кто-то пальцы на правой передней лапе отсадил. Вон, видишь, порода вспучилась, как бы на стороны? И таких ямок много, вон, и вон… Это Черное Пламя обрубком цеплялся, а из-за крови порода плавилась, он оскальзывался.
Эльф посмотрел на него с уважением.
– Ты так спокойно говоришь об этом, – произнес Шенвэль. – Очевидно, что Черный Кровопийца пробрался здесь. Из этого зала есть выход наружу, и эти ворота очень большие – чтобы люди не давили друг друга в толпе. Сейчас они, конечно, закрыты, но дракон, даже раненный, мог открыть их если не силой, то чарами. Тебя не пугает, что Черный Кровопийца жив?
– Если бы дракон был в силе, то уже объявился бы, за двенадцать-то лет, – пожал плечами Гёса. – А так, видать, заговорщики сильно его покалечили. Ковыляет сейчас бывший правитель Мандры где-нибудь по Драконьей пустоши на трех лапах, ну и что с того? Пойдем обратно. Наш маг уже, наверно, думает, что мы заблудились или свалили…
Когда все три шара исчезли, Ульрик и Елена стали пробираться по узкой лестнице. Свет водопада проникал и сюда, и лестница была хоть скудно, но освещена. Они вышли на поперечный горизонт, оставшийся еще со времен серебряных разработок. Елена на ощупь достала из ниши факел, который припрятала здесь, когда шла на свидание. Эльф подержал факел, пока девушка возилась, чиркая огнивом по кремню.
– Домой не заходи, беги прямо к брату, – сказал Ульрик, когда факел загорелся. – Все ему расскажи…