Хозяйка города Роз

Гойгель Юлия

Мы вновь возвращаемся в кровать. Девушка спит. Марек обнимает её, укрываясь с ней одним одеялом. Я беру из шкафа плед. На троих одеяла не хватает.

Глава 37. Шипы и розы

Нас снова будит звонок телефона. Стихает Эли, начинает вибрировать Марека. Я смотрю на табло своего. Два ночи.

— Да, Костя? — отвечает Марк. — Знаю, где Эля. Со мной в доме. Да, в районе Роз. Ей стало плохо. Да, слегка перебрала. Тяжёлый день, имела право. Сколько? Десять тысяч евро? Костя, ты понимаешь, что Эля не сможет просто так вывести

такую сумму из собственной фирмы. У неё всё же не миллионные сделки. Сколько раз за этот год она платила за тебя? Какого чёрта тебя опять понесло в казино. Да ещё в чужое?! Что делать? Домой езжай!

Последние фразы Добровольский буквально выкрикивает. Элина начинает беспокойно ворочаться и трёт руками глаза. Я двигаюсь ближе к ней. Слышу её частое дыхание. Вижу её мутный взгляд, но уже не только из-за гноя в глазах. Прикладываю руку к её лбу. Горячий.

— Марк, скажи Косте пусть сбросит номер счёта. У Эли температура.

— Номер счёта напиши, — бросает Марк и отключается. — Эля, детка. Ну, что ты?

Он тоже трогает её лоб. Чертыхается.

— Горло болит, — хрипит Элина. — Это Костя звонил? Сколько он проиграл?

— Десять тысяч евро. Да чёрт с ним! Не думай.

— У меня хватит оплатить. Без вывода из фирмы. Я немного собрала, — шепчет девушка. — Плохо себя чувствую. Можно мне чая?

Пиликает телефон Марека.

— Перешли мне счёт, я оплачу, — говорю другу. — Мне это сделать проще, чем тебе. И чай сделаю. Измеряйте температуру.

Пока закипает чайник, перевожу деньги на присланный счёт. Комаров, по — моему мнению, переходит уже все рамки. Марк, конечно, красиво рассказывает о причинах его поступков, но я бы Костю запирал по ночам дома. На работу с охраной, с работы с охраной, а дома — под амбарный навесной замок. Охранять не от кого-то, а от себя самого. Неправильно нашего мэра воспитывали! Травма детства! Такое впечатление, что оно у Кости ещё продолжается.

Меня никак не воспитывали, но я же в казино последние штаны не просаживаю! Нужно как-нибудь с ним самому поговорить. Марк пусть его и дальше в одно место целует, а я по этому месту широким ремнём бы приложился!

Вижу, что перевод доставлен и через минуту на телефон Добровольского прибегает смайлик в виде собачки, держащей в зубах сердечко с надписью: «Спасибо». Хорошая благодарность за десять тысяч евро. Да за такие деньги всю семью, включая моего сына, могут перестрелять.

— Тридцать девять, — сообщает Марк, заходя на кухню и доставая аптечку с лекарствами. — Нужно сбить. Элина совсем плохо себя чувствует. Разболеется не на один день.

Она молча пьёт лекарство и также молча терпит, пока Марек снова промывает ей глаза. Но не засыпает. Её бьёт озноб, когда начинает спадать температура. Она жмётся к Мареку, тянет его на себя, как второе одеяло.

— Эль, потерпи. Тебе и накрываться нельзя. Нужно, чтобы тело охлаждалось, а не ещё больше согревалось.

— Эля, иди ко мне, — зову я и двигаюсь ближе к ней. — Погрею тебя.

Она пододвигается в мою сторону. Не отпихивается, когда я обхватываю её своими руками, а чуть позже накрываю собственным телом.

— Артур, ты же делаешь ей только хуже, — ворчит Добровольский.

Наверное,

он прав. Но хуже я делаю ей не в первый раз. Одним разом больше, одним меньше. Вскоре я сам нагреваюсь от жара её тела. Тонкая рубашка Элины насквозь промокает от испаряющейся с её тела влаги. Она вся мокрая. Часто при бурном сексе становлюсь мокрым не только я, но и моя партнёрша. Не скажу, что мне это сильно нравится. Стараюсь сразу сходить в душ, прихватив и партнёршу. Но мокрое тело Эли меня не отталкивает, как и прилипшие к щеке пряди волос. Аккуратно убираю их с лица. Приподнимаюсь, чуть сдвигаясь с её тела. Всё же лежать в мокрой рубашке ей далеко не полезно.

— Давай вытрем тебя и переоденем рубашку, — предлагаю ей.

— Здравая мысль, — ворчит Марек и уходит на кухню, чтобы сделать морс. Не остаётся помочь ей переодеться.

Злится. Ревнует.

Ничего, разберёмся и без него.

— Эля, где найти тебе рубашку? — спрашиваю я.

— Лучше шортики с майкой, — просит она. — В шкафу, в средней шуфляде.

Там несколько наборов. Нахожу комплект и сажусь на кровать.

— Подними руки. Помогу переодеться.

— Я сама, — смущается она. — Под рубашкой ничего нет.

— Я держал тебя на руках под душем. Не разглядывал и не пялился. Не откусил даже кусочка. И теперь не буду. Ладно, позову Марка.

— Не нужно, не зови, — она тоже обратила внимание на его уход. Обиделась.

Поднимает руки, и я помогаю снять рубашку. Промокаю влажное тело. Веду глазами по груди. Она стала полнее, чем я помню. Наверное, изменилась после беременности. Или с возрастом. Не могу сказать, что Эля растолстела, но в весе прибавила. Округлилась во всех нужных местах. Мне нравятся её округлости. Есть за что зацепится и глазам, и рукам. Я тоже стал старше. Юные тела пусть радуют глаз таким же мальчишкам. Я давно перерос подобные симпатии.

Помогаю надеть пижамную майку на бретелях. Шортики она натягивает сама, прикрываясь одеялом. Я отворачиваюсь. Пусть нормально оденется. Зачем лишний раз её нервировать.

— Может, отвести тебя в туалет, пока температура вновь не вернулась? — предлагаю. — Ляжешь и спокойно уснёшь?

— Я сама дойду.

— Я провожу, чтобы не упала.

Поправляю полотенце на бёдрах и иду следом. Дожидаюсь в коридоре её возвращения.

Марк уже в спальне. Протягивает ей кружку с морсом. Эля всё выпивает, благодарит и остаётся под моим пледом. Одеяло, вставая, друг отбросил на самый край. То ли девушка не захотела за ним тянутся через его тело, то ли всё ещё на него обижена.

Помогаю ей укрыться, но не прижимаю к себе. Не стоит сильнее угревать. Но легко глажу её спину, пока она не засыпает. Мы все засыпаем.

Под утро температура вновь возвращается. Марк сбивает её таблетками и заставляет пить много жидкости. Повторяет процедуру промывки глаз. Больше часа мы снова ждём, пока Эле станет лучше, лишь затем засыпаем сами. Просыпаемся около девяти. Девушка крепко спит, но её лоб уже не такой горячий. Поправляем её плед и выходим на кухню.

О вчерашнем ливне напоминает лишь влажный воздух, врывающийся в окно кухни, когда друг его открывает. На улице ярко светит солнце.