Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем
Шрифт:
13 июня
Восточные сладости. А правильней – сласти [17] .
Читала Шекспира.
15 июня
Обрадовал.
Я должна вступить в партию.
Так считает его руководство.
И, вообще, решение «по мне» уже принято.
Я их понимаю, я должна быть идейная. Но разве я не идейная? По-моему, очень, очень идейная.
Бубнил про карьеру. Интересно, какую же карьеру ты мне желаешь, Володя? Не смог объяснить.
17
Строго говоря, Е. В. Ковалевой не рекомендовалось злоупотреблять
– В жизни, знаешь, многое может произойти.
Знаю, Володя. А впрочем, как хочешь, как надо.
Дал Устав. Сказал, что могу не читать. Если спросят – про демократический центраизм. Не более.
Ну это я выучу.
Слова-то какие – карьера!
16 июня
Мы нередко ссоримся. Из-за пустяков. Пожалуй, он серьезно рискует, нарушает какую-нибудь инструкцию – вряд ли ему дозволительно меня расстраивать. А я… я стерва. Я пользуюсь служебным положением. Пусть сам подойдет. И подходит. Ласковый, виноватый… Тут моя стервозность вся иссякает. Сразу прощаю. Отходчива. Сразу. Люблю. Любимого.
18 июня
Вообще-то если называть вещи своими именами, то я, конечно, просто публичная женщина.
И если подобрать нужное слово, то это, конечно, эксплуатация.
Сладкая. Сладчайшая. Потому что с ним. И только – с ним.
19 июня
Было два раза.
Один – вечером, около восьми. Другой – в два часа ночи.
Опять не высплюсь.
Что-то сельскохозяйственное [18] .
18
«Сельскохозяйственное» – во время ночного сеанса. Тогда уточнялся прогноз урожайности и сбора пшеницы в США. По отношению к предыдущему, неурожайному году (1970) предсказанный Е. В. Ковалевой рост сбора пшеницы должен был составить более 7300 тысяч тонн (согласно позднейшему официальному сообщению Министерства сельского хозяйства США – 7331 тысяча тонн). Шестью часами ранее на вечернем сеансе были зафиксированы данные, свидетельствующие о существенном сокращении американского экспорта меди и алюминия. Информация этого дня, вернее, ночи, полученная через Е. В. Ковалеву, оценивалась как дежурная (по шкале, принятой в Отделе, – до 16 баллов).
20 июня
Дивлюсь на себя: публичность ЭТОГО сейчас меня ничуть не смущает (что бы я сама ни говорила об эксплуатации). Более того, одна мысль о том, что третьи лица знают все (даже больше меня самой), действует возбуждающе. Все-таки я, наверное, очень порочная. Или чувство долга во мне так развилось – долга перед народом и государством? Или просто – все от любви? От любви, она причина всему. Задержался на час, а я хочу писать ему письма уже, как будто в самом деле в долгой разлуке. Хочу, очень хочу. Ты где, Володька? Ты с кем? Приходи скорее, приходи, я жду тебя, жду и хочу – тебя, любимый, – тебя – с твоим спецзаданием…
21 июня
Иногда мне кажется (сейчас, например…), что я живу не с любимым мужем, а с целым Отделом – с таким вот неусыпным и ненасытным существом, которое само ни на что не способно и которому вечно мало. Многоголовая гидра с оттопыренными ушами и вытаращенными глазами – вот мой любовник. Я не я, я не принадлежу себе, не слышу себя, я захвачена волной сумасшедшего восторга, а он, а оно, ощетинившись, протоколирует – протоколирует! – торопливо и возбужденно – стрекоча самописцами. И я знать не знаю об этом и знать не хочу. Все-таки я извращенка. Счастливая извращенка.
22 июня
Перечитала вчерашнее. Дура.
24 июня
Так и есть.
Был сегодня странный звонок. Ни здрасьте, ни извините, а сразу: «Это я куда попал?» – «А куда б вы хотели?» – «Домой». – «Увы, здесь вы не живете». – «Подождите, вы разве не Маша?» – «Абсолютно не Маша». – «А как вас зовут?» – И в это время отбой.
Если б он после ответа повесил, тогда бы логика была (хоть какая-то). Но это не он, а они. Они испугались, что я назову имя.
Вечером рассказала Володьке. Он сказал: 1) не кокетничай, 2) ничего страшного. Просто не надо говорить ни о политике, ни о сексе. Вот и все. О сексе – особенно. Свобода – осознанная необходимость. А телефон – бяка. Тем более что идет на повышение [19] .
Ну мне-то никто не страшен, без меня они все котята.
А за него – да.
И еще вспомнила. Полгода назад покупала в ГУМе перчатки. Стою у прилавка, примеряю. Подходит из-за спины молодой человек и что-то советует. А потом о моих пальцах – вроде как не занималась ли я музыкой? Нет, не занималась. Иду на выход, он за мной, народу много… А что я вечером делаю? А почему я такая неразговорчивая? Вышла – и он рядом. Прошла немного, оглянулась – а его уже отводят под руки двое. Разумеется, в штатском. Еще немного прошла, остановилась, назад повернула. Их нет никого. Словно и не было.
19
Приказ о присвоении В. Ю. Волкову звания майора был подписан в декабре месяце.
25 июня
Ко вчерашнему возвращаясь. Парадокс. Меня встревожило, что кто-то на телефоне, и вместе с тем ничуть не смущает (по крайней мере теперь) открытость для третьих лиц самого моего интимного. Самого.
Очевидно, телефон – это общечеловеческое; когда третий на проводе – не понравится никому.
А в случае с ЭТИМ? В случае с ЭТИМ – исключительный случай. Только мое. Никакая бы женщина так не стала. И не смогла. Ибо: я, во-первых, порочная, порочная от природы (знаю точно теперь), и, во-вторых – растормошенная.
Черт! Как они меня растормошили! Мало, что не стесняюсь, но жду и хочу. Идиотка.
26 июня
Лаская, называет меня сумасшедшей (перед самой отключкой). Почему – не задумывалась никогда.
Вечером вышли на набережную. Прошел дождь, было славно, свежо, люблю [20] . Я спросила. Он произнес:
– Ты и есть сумасшедшая. (Поцелуй.)
Боюсь, это не шутка.
2 июля
Принимали меня на третьем этаже, в помещении парткома.
20
Так в тексте.
Подвели, открыли дверь, впустили – несколько человек за длинным столом.
Зачитывают мое заявление. Я молчу. Зачитывают рекомендации. Сам генерал, оказывается, рекомендовал (я и не знала). Молчу. Встает кто-то из отдела, говорит, что я «достойна во всех отношениях» и «в виду особых заслуг» следовало бы принять без кандидатского срока [21] . «Ну, есть Устав у нас, – отвечает председательствующий, – торопиться некуда. А давайте-ка я вам вопрос задам, Елена Викторовна». – И задает:
21
Автор примечаний, которому довелось присутствовать на описываемом собрании, не помнит, чтобы поднимался вопрос о кандидатском стаже. В протоколе собрания тоже ничего подобного не зафиксировано. Мотивы занесения столь сомнительного «воспоминания» в дневник трудно объяснимы. Справедливо предположить, что в данном случае Е. В. Ковалева имела слабость (возможно, в плане самоутверждения) отметить представляющуюся ей параллель между собой и Юрием Алексеевичем Гагариным. Последний в порядке исключения был принят в партию без, как известно, кандидатского стажа.