Хозяйка магического экспресса
Шрифт:
Слёзы просто текут и я не пытаюсь их остановить. С Кропой ушла часть моей души и мне надо это пережить.
Маркус и Фаст стоят рядом и молча наблюдают за процессом подготовки похорон. Фуршуня решили кремировать в камере магдвижителя, сердце «Торопыги». Так можно будет думать, что мой малыш по-прежнему со мной.
— Готово, — я в последний раз глажу Кропу по голове и закрываю его куском ткани. Отступаю к Маркусу, который обнимает меня и прижимает к себе. Нам обоим сейчас тяжело.
Я стараюсь вовсе не думать о том, что Розмари похищена. Иначе потеряю ту
— Наверное нужно что-то сказать? — Вальд, здоровенный детина, неловко переминается у лотка загрузки.
— Не стоит, — говорю я, поражаясь отстранённости в моем голосе. — Кропа и так знал, как сильно мы его любили.
Машинист кивает и осторожно, будто боясь разбудить фуршуня, перекладывает свёрток на лоток.
— Стой! — в последнюю секунду произношу я и подаюсь вперёд.
Разворачиваю одеяло и кладу на грудку зверька самую дорогую вещь, что была у меня. Кусочек армелита из родного мира. Того самого, что достался мне ещё от родителей.
— Прости меня, — наклонившись, шепчу в маленькое ушко. — Теперь всё. — это уже Освальду.
Друг кивает и закрывает заслонку. Отправляет нашего фуршунька в новое путешествие. Движитель взрыкивает, ненадолго оглушая нас. Вот и всё, церемония окончена. Но в душе у меня все так же заснеженное поле.
— В Аркадос? — осторожно спрашивает Вальд, подходя к пульту управления.
Я не могу винить его в бездушности, он тоже любил фуршуня, но Кропа для него всегда был из разряда домашней кошки. А потому и к его смерти машинист отнёсся философски.
— Да.
— Нет.
Мы с Фастом говорим одновременно, и когда до меня доходит смысл его ответа, я удивленно вскидываю брови.
— Почему нет, Маркус? Рикард четко сказал, куда ее везёт.
— Ты можешь быть похожа на дурочку, иногда поступать как дурочка. Но я никогда не поверю, что ты вновь поведёшься на его слова, особенно после того, что он натворил. Ремер предатель и грош цена его словам. Это стопроцентная ловушка.
— Но надо успеть перехватить Розмари! — я совсем теряюсь в своих эмоциях. Злюсь и на себя, за то, что даже не подумала о возможной опасности. И на Маркуса — за то, что тот в очередной раз прав.
— Мы отправимся в Метакрос, найдём торговца, о котором говорила Астерия, получим пропуска и прибудем в Аркадос, как и положенно добропорядочным гражданам. Ты ведь понимаешь, что после массового убийства в Трекотоне наше с тобой изображение будет висеть у каждого жандарма на лбу?
Некоторое время я смотрю на него совершенно ошарашено. В молчании подхожу к нему и обнимаю.
— Спасибо тебе. Я бы снова попалась.
— Ничего страшного. Мне кажется, что именно для этого я здесь — разгонять тебя, когда ты тормозишь и тормозить, когда ты слишком разгоняешься, — мягко улыбается мне Маркус. — Мы проложим маршрут, а ты отдохни.
Вальд, который исподтишка посматривает на нас, удивленно хмыкает. И были бы у меня силы — я бы и сама поразилась тем изменениям, что произошли со мной за все время нашего с Фастом путешествия. Мне совсем не хочется с ним спорить, я спокойно принимаю его помощь и поддержку.
Маркус размыкает руки и выпускает меня из объятий. Я благодарна ему за то, что он не лезет ко мне с утешениями. Знаю, что это сделает только хуже, прорвёт заслон, что я наспех возвожу в своей голове. Мне нужно время, чтобы свыкнуться со всем произошедшим. И цель, которая отвлечёт от переживаний. Она-то как раз у нас есть.
В отсек, который служил нам с Розмари спальней, я заглянула лишь на минуту. Забрать вещи и подушку. Как бы ни храбрилась, а чувствовала — там я спокойствия не найду. Взяв потрепанную козочку Рози, я направляюсь прямиком в каморку, которую занял Фаст. Там раньше был склад с инструментами, но места хватит и для нас двоих.
Не включая свет, я растягиваюсь на мягком матрасе и прижимаю к себе игрушку. Козочка будто все ещё хранит тепло своей хозяйки. Тут-то меня и прорывает. Я вжимаюсь лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания, но они все равно заполняют тесное помещение. В голове пролетают образы Кропалька и Рози, а вместе с тем голос совести орет, что это я виновата, в том, что первого нет в живых, а малышку похитили.
Не знаю сколько времени прошло, но когда меня обхватывают сильные руки Фаста, я даже не вздрагиваю. Теперь я могу сказать, что у опустошения есть несколько слоев и я достигла дна.
— Ты ни в чем не виновата, — Маркус прижимает меня к себе. — Жандармы напали первыми.
— О чем ты?
— О погибших. Тебя спровоцировали, ты защищалась.
Я в недоумении отстраняюсь от Фаста. Неужели он и впрямь думает, что я горюю по тем, кто принёс мне столько боли?
— Единственное в чем я виновата — это в том, что позволила себя обмануть. Не будь я такой наивной, Рози и Кропа были бы с нами. Мне не жаль жердей, жаль лишь, что так мало их уничтожила.
— Агата, это не ты. Это в тебе боль говорит, — Маркус мягко привлекает меня к себе. — Не позволяй этому чувству затянуть тебя, отравить твою душу.
— Маркус, Розмари у них. Лишь Боги знают, что они сейчас с ней могут делать, а ты призываешь меня остыть?
— Не остыть, но не превращаться в убийцу. Не уподобляться тем жердям, что с легкостью распоряжаются чужими жизнями. Я сам с трудом сдерживаюсь, чтобы уже сейчас не угнать Торопыгу и не рвануть в Аркадос. Каждая минута, которую Рози проводит в руках Рикарда, бьет мне по нервам. Я не справился, Агата. В который раз я облажался.
Я смотрю в лицо Фаста и, наверное, впервые за все то время, что мы знаем друг друга — вижу его настоящим. Без обычной для него маски балагура и шутника. Маркус смотрит на меня серьёзным, уставшим взглядом. Но даже в таком состоянии он находит в себе силы поддерживать меня и остерегать от неверных решений.
— Маркус, прости, — я обхватываю его за шею и прижимаюсь всем телом. — Тебе тоже нелегко, а тут ещё я.
— Все в порядке, моя фуршунька, — он выдыхает с облегчением, зарывается носом в мои волосы. — Мы все исправим, веришь?