Хозяйка розария
Шрифт:
— За жизнь, — сказала тогда Хелин, бросив последнюю лопату земли. Она откинула со лба растрепавшиеся пряди волос, и тут у нее началось такое головокружение, что пришлось сесть. Она тогда сильно ослабла от голода. При ее и без того хрупкой конституции она сильно страдала от скудного пищевого рациона. Она часто падала в обмороки, а стоявшая тогда жара добивала ее окончательно.
Деревце долго не хотело приниматься, и несмотря на то, что Хелин обильно его поливала, у нее было впечатление, что растение вот-вот погибнет. Но вдруг, когда Хелин уже потеряла всякую надежду, полузасохшее деревце начало поправляться, расправились повисшие листочки и даже — кто бы мог подумать! — на ветках расцвели два прекрасных белых цветка. «И какое оно теперь крепкое, наше дерево, — думала Хелин, — какое большое!»
Собственно, она хотела напоить Кевина чаем в саду, под вишней, но он попросил, чтобы она поговорила с ним в доме, и она сразу поняла, что речь снова пойдет о деньгах.
— Мне нужна тысяча фунтов, — сказал Кевин.
У Хелин перехватило дыхание.
— Это очень большие деньги!
— Вообще-то, тысяча двести было бы еще лучше. С ними я на какое-то время выкручусь.
— Тебе не кажется, что теплицы можно покупать и дешевле?
— Если что-то делаешь, то надо делать прилично и основательно, — Кевин беспомощно поднял руки. — Я понимаю, что веду себя отвратительно. Ты наверняка чувствуешь себя ограбленной и думаешь, что я тебя просто использую. Но мне больше не к кому обратиться. Ты — единственная.
Как обычно, тактика Кевина польстила Хелин — его расчет был ей, конечно, ясен, как день — он возвышал ее в собственных глазах, как единственный источник спасения и надежды. Ей было хорошо оттого, что ею беззастенчиво пользовались; несмотря на то, что она уже стара, немощна и никому, собственно, не нужна. Кевин превосходно все это понимал и использовал к своей выгоде. При этом Хелин была убеждена, что он и на самом деле хорошо к ней относится. Она заменила ему мать, бабушку и старшую сестру. Других родственников и близких у Кевина не было. Он клятвенно заверял Хелин, что если бы не она, он бы чувствовал себя еще более покинутым и одиноким.
— Я сейчас поднимусь к себе и принесу чек, — сказала Хелин и легко встала со стула, заметив, как напряжение исчезло с лица Кевина. Наверняка, он боялся, что на этот раз Хелин ему откажет. Поднимаясь по лестнице, Хелин думала, сколько всего денег он ей должен. Выходило что-то около десяти тысяч фунтов.
Спускаясь в столовую, Хелин столкнулась с Беатрис, только что вернувшейся из сада. Беатрис была в рабочих рукавицах, а волосы были подвязаны шелковой косынкой. Хелин была хорошо знакома эта косынка, она купила ее в Париже и подарила Беатрис. Вещица стоила целое состояние, а теперь Беатрис подвязывает ею волосы, чтобы они не падали ей на лоб во время работы.
«При каждом удобном случае, — подумалось Хелин, — при каждом удобном случае она показывает мне, как мало я для нее значу!»
— Я видела в столовой Кевина, — сказала Беатрис. — К кому он пришел — к тебе или ко мне?
— Ко мне, — ответила Хелин. Она хотела было спрятать за спину чек, но было поздно, Беатрис его уже увидела.
— Ты опять даешь ему деньги! Еще и трех недель не прошло с тех пор, как он был здесь в прошлый раз. Приходил он и в начале февраля, и…
— Ничего страшного. У меня достаточно денег.
— Я, наверное, никогда не смогу понять, — сказала Беатрис, — как тебе это удается — нести такие расходы. У тебя не такая уж большая пенсия. Должно быть, тебе приходится сильно экономить и во всем себя ограничивать — и все это только ради того, чтобы выбрасывать деньги на Кевина.
— Я не выбрасываю деньги. Что мне, старухе, делать с большими деньгами? Я считаю, что будет умно помогать молодому человеку, которому надо строить жизнь.
— Кевин ее давно построил. То, что он до сих пор постоянно нуждается в деньгах, говорит о том, что он живет не по средствам.
— Он купил теплицы в Перель-Бэй.
— Это было еще в прошлом году. Эти драгоценные теплицы я однажды видела. Судя по тому, что он все время трясет из тебя деньги, их покупка была просто страшным расточительством.
— Мне всегда казалось, что ты любишь Кевина.
— Конечно, я люблю Кевина, но он не умеет обращаться с деньгами. Неважно, идет ли речь о теплицах или о чем-то другом. Он никогда не может правильно рассчитать расходы. Он вообще как бездонная бочка.
— С моими деньгами, — помолчав, сказала Хелин, — я могу делать все, что мне угодно.
Беатрис подняла руки.
— Само собой разумеется. Никто не имеет права тебе указывать, что с ними делать. Но будь хоть немного осмотрительнее, ладно?
Прежде чем Хелин успела ответить, зазвонил телефон. Беатрис поспешила к аппарату, а Хелин направилась в столовую, где Кевин нервно расхаживал взад и вперед. Он ухватился за чек, как утопающий за соломинку.
— Спасибо, Хелин. Просто не знаю, что бы я стал без тебя делать, — он аккуратно положил чек в портфель. — Мне пора. Не придешь ко мне в субботу? Я приготовлю для тебя что-нибудь совершенно сногсшибательное.
— Я приду, — пообещала Хелин. Его дружелюбие, его улыбка действовали на нее так же благотворно, как теплый летний ветерок, как аромат травы и цветов. Кевин в совершенстве владел колдовским искусством ласкать людские души. За такую нежность Хелин была готова заплатить и втрое.
Она проводила Кевина до дверей и осталась стоять на пороге, чтобы посмотреть, как он садится в машину. Прошлой осенью он какое-то время был без машины; кто-то въехал в нее на парковке, и машина долго была в ремонте. Ремонт оплатила Хелин, так как виновника так и не нашли. Это был несчастный случай, объяснила она Беатрис, в котором Кевин был не виноват.
Она махала ему до тех пор, пока автомобиль не скрылся из вида. Только после этого она закрыла дверь и вернулась в дом. Беатрис вышла ей навстречу.
— Звонила Франка, — сказала она. — Помнишь, та молодая женщина, которую Алан привез к нам в сентябре. Она завтра приезжает на Гернси и спрашивает, не сдам ли я ей ненадолго комнату.
— Наверное, и правда ненадолго, — сказала Хелин, — так как ей придется быстро принять решение.
— Говорила она как-то странно, — задумчиво произнесла Беатрис. — Мне показалось, что она сильно нервничает и волнуется. Я спросила, надолго ли она приедет, и она ответила, что пока сама не знает. Потом она добавила: «Может быть, я не вернусь домой». И положила трубку.