Хозяйка ветров
Шрифт:
После рабства и кочевья были храм и арена. Жрецы Темного явились за ним, прослышав о адай-хсыле. В сердце степей Тмерла-хен, меж пяти холмов, Грыт убивал во славу Хсы пленных воинов, стозубых кошлотов и поевших дикого кха-бриша бешеных жеребцов. К первым двум женам добавились еще десять юных, гладких и таких же кривоногих, дырявую йорту сменил шатер из шерсти белых кобылиц и вышитые ковры. Вместо дрянного меча Грыт убивал голыми руками и чем подвернется: камнем, веревкой, осколком кости, сухой веткой. А кочевники вокруг утоптанной и политой кровью земляной площадки четыре
На исходе первого лета при храме Хсы ему первый раз приснился сон...
4
4
Девочка с рыжими косичками играет в мяч. Подбрасывает, ловит, смеется. Мальчик босой ногой чертит узор. Волна смывает линии. Мальчик снова рисует.
Песчаный замок рассыпается, оплывает. Смоляные волны подмывают стены. Фигурки из веточек тонут в белом песке.
Мальчик оборачивается, смотрит на девочку и на мячик. Просит:
– Давай вместе.
– Нет. Это мое.
Она держит прозрачный мяч на ладони. Внутри него игрушечный человечек упирается в стенки, силится выбраться. Колотит крохотными кулаками, раскрывает рот.
– Я тоже хочу игрушку.
Мальчик протягивает руку к шарику. Девочка отступает на шаг и указывает вдаль:
– Вон твоя.
Там, по границе черного и белого, бежит человечек. Спотыкается, поднимается и снова бежит. Размахивает руками, торопится.
– Это неправильная игрушка.
– Мальчик с укоризной смотрит на девочку.
– Ты сам её такой сделал.
Девочка улыбается и снова подкидывает мяч.
Человечек уже близко. Девушка, совсем не похожа на игрушку. Её ноги изранены, по щекам текут слезы, черные волосы спутаны. Теперь она еле бредет, увязая в песке.
– Зачем ты здесь?
– Мальчик заступает ей дорогу.
– Тебе здесь нечего делать.
Девочка с косичками смеется. Шарик в её руках бьется, но она держит крепко.
– Отпусти!
– Сиреневые глаза гостьи прикованы к игрушке.
– Поздно, - отвечает девочка с косичками.
Мальчик отходит в сторону, кивает.
– Вот, смотри.
– Гостья разжимает кулак, прижатый к груди. В ладони маленький кусочек солнца. Яркий, живой, трепещущий.
– Оно ещё бьется.
– Отсюда нельзя вернуться.
Девочка качает головой и подбрасывает мяч. Он на миг зависает в воздухе, падает на песок, растет, тает. Игрушечный человек из мячика остается растеряно стоять на белом берегу.
– Он вернется!
– требует гостья.
– Я не уйду без него!
5
5
На следующий день идол, глыба песчаника с едва намеченными контурами всадника, засмеялся голосом рыжеволосого мальчика.
"Ты мой", - сказал Темный Хсы.
"Поиграем?" - спросила Светлая Райна.
"Кто я? Откуда? Зачем?" - пустота внутри головы болела и тянула прочь, на поиски правды. Ни ласки жен, ни холодный кам из кобыльего молока не смогли отвлечь от желания немедленно идти... куда? Он сам пока не знал. Знал только, что вспомнит себя, чего бы не стоило - вспомнит! Старшая жена глянула, как он собирает походную суму, заплетает жесткие пегие волосы в косу и, причитая о проклятье тоски, побежала за жрецом.
– Кто я?
– потребовал Грыт ответа у старика.
– Ты отмечен богом!
– ответил жрец.
– Мое имя?
– Это все ветер, - пробормотал жрец, брызгая на него смесью шакальей крови и полынного отвара.
– Снова Хозяйка тоскует... твое имя Грыт!
– Откуда я?
– не отставал Грыт.
– Ты понесешь пламя Хсы в проклятую землю Драконов. В тебе воплотится Он!
Он отвернулся от старика, забрал суму и меч. Проклятая земля Драконов ждала его.
Так начался путь к Хозяйке Ветров, только сам Грыт еще не догадывался об этом.
По дороге в землю Драконов, Хмирну, Грыт думал. Странное, тяжелое занятие. От дум голова болела, кружилась, а из жухлых осенних трав и жгучих песков пустыни Кыр вырастали миражи. Широкая река лениво катила волны среди зеленых холмов, возносил розовые стены родной город, название которого вертелось на языке, но не хотело звучать. Ухмылялись пустыми окнами заброшенные дома, и девушка с ночными, звездными глазами кружилась в безмолвном танце и улыбалась призывно. А ночами снились сны, которых он не мог вспомнить. Проснувшись, лежал неподвижно, удивляясь слезам на щеках: он не умел плакать.
Пустыню Грыт перешел легко. Ему повезло догнать длинный, от горизонта до горизонта, богатый караван. Одинокого наемника взяли младшим погонщиком верблюдов и заплатили на границе Хмирны четыре монеты. Квадратные медяки с дыркой посреди упали в ладонь теплыми, пахнущими дальними странами и надеждой. Три из них он потратил, а четвертый повесил на шнурок под рубаху, на удачу.
В первом же городе Грыту указали на дом мага.
– Я не смогу тебе помочь, - отмахнулся широким желтым рукавом узкоглазый мудрец.
– Боги дали тебе новую жизнь и забрали память, а кто я такой, чтобы спорить с богами?
Во втором городе мудрец сказал то же самое:
– Ты не родился Грытом, не родился в этом теле. Тот человек умер в пустыне Кер. Не знаю, зачем Близнецы отдали тебе его тело, и никто кроме богов не знает. Возблагодари их за милость, живи мирно и почитай царя Дракона.
И Грыт послушался. В шумном портовом Ли Тао он прожил три года. Нанимался грузчиком, дрался на потеху матросам, носил закрытые портшезы чиновников и фарфорово-кукольных дам. Чашка риса и кусок рыбы доставались тяжело: узкоглазые не жаловали чужаков, а Грыт не сошел бы за хмирца даже в темноте. Слишком высокий, длинноносый, с острым лицом и блекло-серыми глазами. К тому же нескладный, тощий и покрытый шрамами: жизнь наемника, умершего в пустыне Кер, явно не была легкой и сытой. Зато жизнь в Хмирне была спокойной. Пятирогий Хсы не смеялся, чиновникам Дракона не было дела до нищего работяги, сны почти не снились. Пока в портовом кабаке он не услышал матросскую байку об оракуле Сожженной Долины, что на восходе солнца, за морем.