Хозяйки тумана
Шрифт:
– Когда туман, все дома сидят, – попробовал возразить Марик.
– А если он тебя в лесу застанет, на ночёвке? А зимой? Декадами солнца нет. Так и будешь в доме сидеть, лапу сосать? Закончились для вас медовки, мелюзга. Взрослая жизнь – это не только бабам ноги раздвигать.
Орест обернулся, обвёл взглядом опустивших головы парней. Довольный, что последнее слово осталось за ним, шагнул к Крису, присел, отодвигая Марика, оглядел раны.
– Неплохо. Докторша хоть чему-то полезному тебя выучила, Толстяк. И что ленточника зарубили, молодцы. Может, и получатся из вас толковые охотники. Главное, нос не задирайте. Настоящая проверка начнётся, когда туманы придут. Когда самые опасные твари на охоту выйдут – пузыри да шлейфокрылы. По
Парни не спорили, охотник говорил вещи известные. Не было зимы на их памяти, чтобы пузыри не пытались пробраться в посёлок. Невзрачная, похожая на пустой мешок буро-зелёная тварь размером с годовалого ребёнка плевала ядом шагов на восемь-десять. Затем выворачивалась наизнанку, заглатывала обездвиженную жертву и волокла к себе в болото, чтобы там неспешно переваривать. На взрослого охотника силёнок у пузыря не хватало, но ребёнка, да и девушку, какая росточком поменьше, слопать он мог запросто. Так в одну из зим охотники принесли с болот восьмилетнюю сестрёнку Криса, живую, но оставшуюся, считай, без кожи.
Ещё опасней были шлейфокрылы. Эти летучие твари охотились стаями. Выныривали из тумана, падали сверху бесшумными тенями, рвали жертву на части острыми, как лезвие ножа, когтями, уносили добычу в своё логово. Оресту удалось выжить в прошлую зиму – другие охотники были рядом, успели разогнать тварей, а его жене нет. Так что теперь не только вытекший глаз да шрамы напоминали ему о встрече с хищниками, но и холодный пустой дом. Взрослому мужчине остаться без жены совсем плохо.
Солнце последний раз дотянулось лучом до опушки леса и спряталось за густыми кронами чернолистов. Сразу сделалось неуютно, тревожно. Крис поёжился. Представил вдруг, что из оврага, скрытого за стеной лапника, потянулись вязкие белые пряди. Знал, что до зимы далеко, почти два месяца. Что туман сначала будет появляться под утро, и то вблизи ручья и на болотах. Но всё равно, жутко было думать о нём. Не из-за ленточников, пузырей и крылов. Эти твари – из плоти и крови. Лесные охотники, как и люди.
– Да ладно, не пугай. – Кажется, не у одного Криса разыгралось воображение. Хоть Марик и старался придать голосу беспечность, получалось у него не очень убедительно. – Не трусливее тебя будем. Понадобится, и на хоку пойдём.
Крис вздрогнул невольно. И Орест передёрнул плечами. Удивлённо посмотрел на Толстяка.
– На хоку? Ты хоть сам понял, что сказал? Охотник нашёлся, бородавку тебе во всю задницу! На хоку он пойдёт!
– А что? – не сдавался Марик. – Хоки ведь боятся стрел? И попасть в них нетрудно, не то, что в крыла. Если первым увидел, конечно.
– «Если первым увидел…» – передразнил Орест. – Это тебе Берт наплёл? После того, как мы позапрошлой зимой на ту парочку у заводи наткнулись? Так они там играли, дурень! И нас целая гурьба шла. Вот если она сама за тобой придёт…
Он сплюнул раздражённо. Порылся в кисете, достал сушёный корешок любника, сунул в рот. Буркнул:
– Одна и радость, что они стрел боятся.
– А если лука с собой нет? – подал голос Молчун Тэд.
– Какой дурень в лес без лука сунется?
– Так они и по посёлку шастают. Прошлой зимой тётку Фриду в трёх шагах от дома хока высосала.
– Ага, и папашу моего в посёлке слопали. И Крисову мамку, – поддержал друга Марик.
– Тогда… – Орест задумался, сосредоточенно двигая челюстями. – Тогда драпать надо. Может и повезёт, если жильё близко и тебя туда впустить успеют.
Он недовольно взглянул на почти ободранную тушу ворчуна, прикрикнул на Тэда:
– Ты чего возишься? Толстяк, помоги, а то до ночи здесь сидеть будем.
Видно было, что разговор ему неприятен, что боится он хок так же как все, просто не хочет признаться. От этого Крис неожиданно успокоился. Что тебе написано на роду, то и станется. Он покосился на старшего, спросил:
– Орест, ты ведь хок вблизи видел, как нас сейчас?
– Ну… шагов десять там было, и туман.
– А правда, что они на людей похожи?
– Чиво?
– Берт говорил, хоки – точно, как люди. Руки, ноги, глаза. Только не разобрать, где мужик, а где баба…
– У Берта задница вместо башки! «Мужик, баба…» И мысли такие из головы выкинь, если долго жить хочешь. Хока, она хока и есть! От этих тварей одно спасенье: заметил – стреляй!
Посёлок получил название от большого холма, поднимавшегося над лесом. Когда-то, до того, как люди обосновались на его склонах, холм в самом деле был зелёным – от подножья, до плоской вершины, где среди каменных россыпей торчала покорёженная ветрами одинокая кислица. Дерево было старое-престарое, помнившее времена, когда людей здесь и близко не было. И многие поколения мальчишек считали своим долгом забраться на его макушку, да и девчонки, какие посмелее, от них не отставали. С верхней развилки дерева картина открывалась захватывающая. Под ногами – небольшая площадка, постепенно переходящая на западе и севере в пологий склон. Там начинался посёлок – три десятка деревянных домиков. Побольше и поменьше, какие-то новые, сложенные на памяти Криса, другие – старше, потемневшие от времени. Были и совсем ветхие, ждущие, когда их разберут на дрова.
В Зелёном Холме обитало без малого две сотни человек. Тридцать восемь женщин, двадцать пять мужчин, десять девушек, двенадцать парней, да ещё детвора, живущая с настоящими или приёмными родителями. Девушками и парнями считались те, кто переселился в общие дома – учиться самостоятельной жизни. Дом Сестёр стоял в середине посёлка, рядом с Ратушей, Дом Братьев – на окраине, в самом низу. Сразу за ним виднелись квадратики огородов. В это время года огороды пустовали – разве что нерасторопные хозяйки не закончили копать второй урожай репчатки. У подножья холма в невысоких кустах камышника пробивался из-под земли родничок, заполнял водой аккуратную круглую криницу, а затем убегал звонким проворным ручейком. Огороды тянулись и дальше, до опушки леса, туда, где за неширокой полосой кислиц и орешника поднимались тёмные кроны чернолистов.
С юга и востока площадка обрывалась тремя каменными уступами к излучине Каменца, речки-не речки, скорее полноводного ручья, выныривающего из чащи и вновь убегающего в неё. Над самой нижней террасой в скале скрывалась невидимая с верхней площадки пещерка. Они любили забираться туда вчетвером: Крис, Марик, Тэд и Джула – родная сестра Марика и сводная Криса. Джула хоть и была девушкой, но по деревьям лазила не хуже рыжка. И внешне смахивала на этого лесного зверя, такая же проворная и огненно-рыжая. Не только по деревьям лазить – она ни в чём не хотела уступать приятелям, даже из лука стрелять научилась. Конечно, послать стрелу по-мужски далеко силёнок у неё не хватало, но вблизи била почти так же метко, как Крис. И уж куда лучше Марика.
Чернолистовый лес обступал посёлок со всех сторон, уходя на юге, западе, севере до самого горизонта. Лишь на востоке, где-то далеко-далеко, во многих днях пути, голубели вершины гор. А если смотреть прямо в ту сторону, но на вершины голову не задирать, то сквозь кроны деревьев можно различить жмущуюся к берегу Каменца хижину. Хижина считалась частью посёлка, хоть и стояла на отшибе. Там жил человек, ни имени, ни родичей которого не знал никто. Когда-то давно – Крис те времена помнил смутно – незнакомец пришёл с западных непролазных болот, выбрал место, заплатил мужчинам за постройку дома, да так здесь и поселился. В Зелёном Холме пришельца недолюбливали и побаивались. Но уважали. Потому как равного ему в охоте не было ни здесь, ни в Сквозняках, ни в Орешниках, ни в Каменобродье. Наверное, и до самой Реки никто не умел обходиться с луком и ножом так, как он. За это умение его и прозвали – Охотник.