Храбрая леди
Шрифт:
— Капитан Маккуиллан, — прошептала она, когда он уже засыпал.
Уэбб открыл один глаз.
— Да, мэм?
— На наш поезд действительно нападут грабители?
Что он должен ей сказать? За исключением нападения в прошлом месяце ничего подобного не случалось в этих местах уже несколько лет. Но ужасная засуха в восемьдесят третьем и обвал рынка говядины, который произошел в прошлом году, заставили ковбоев искать работу, и они не могли нигде ее найти. Тогда и начались грабежи.
— Я готов к этому всегда, но совсем не обязательно, что мы столкнемся с какими-то неприятностями.
Сахарная Энн прижала ладони к груди.
— Как надо подготовиться? Что я должна делать, если на нас нападут?
— Наклонитесь пониже, особенно если у кого-то из них при себе ствол. Залезьте под скамейку, если сможете, — это самое безопасное укрытие. Обычно грабители поезда не убивают пассажиров; им нужны ценности.
— Ценности? — спросила она с дрожью в голосе.
— Деньги, драгоценности, часы и все такое. Самое лучшее для женщины — не спорить с грабителем и отдать все ценности без суеты.
— Без суеты?
— Да, мэм. Не возбуждайте человека с оружием, он уже и так возбужден.
Сахарная Энн украдкой огляделась, потом засунула свою кожаную сумку под юбки.
«Что у нее там?» — спрашивал себя Уэбб. Следует проверить это при первой возможности, которая у него появится.
Он снова закрыл глаза.
В желудке Сахарной Энн громко заурчало. Надеясь, что никто из пассажиров этого не слышал, она прижала руку к животу. Нет в этом поезде никакого ресторана, она уже спрашивала проводника, но скоро они остановятся на обед. Она запаслась яблоком, но оно вряд ли утолит голод.
Чтобы посмотреть, который час, Сахарная Энн машинально прикоснулась к тому месту на лифе, где у нее всегда были прикреплены часы, но, конечно, ничего там не обнаружила. Часы она продала в Чикаго, вместе с жемчугом и щетками, оправленными в серебро, которые купила на день рождения Эдварду, а также немногими другими вещами, не замеченными мужем во время налета. Часы были прикреплены к платью, которое она надевала накануне, жемчуг находился у ювелира в ремонте, а щетки завернуты и спрятаны в мансарде.
Если бы золотое обручальное кольцо не было надето на ее палец, негодяй, вероятно, забрал бы и его тоже, как он присвоил все ее драгоценности. Шлюха, с которой он убежал, сейчас наверняка носит все это. Когда Сахарная Энн вспоминала об алмазной брошке своей бабушки и таких же сережках или об изумрудном кольце матери, ей хотелось плакать и ругаться последними словами одновременно.
Черт бы побрал этого мерзавца! Почему она послушалась своего умирающего дедушку и вышла за него замуж? Уж лучше жить одной, чем с Эдвардом. Если бы даже это стало ее самым последним делом на земле, она все равно не отказалась бы выследить мужа и заставить его заплатить за все. Письмо, которое она получила из Нового Орлеана, просто удача. Эдвард, вероятно, уже уехал оттуда, но по крайней мере она теперь знала, откуда начать поиски.
Но сначала ей надо было добраться до Галвестона и занять денег у миссис Ла Вин. Две золотые монеты с орлом — это все, что у нее оставалось в кошельке, все, с чем она пустилась в дальнюю дорогу. Две монеты да обручальное кольцо, которым она собиралась распорядиться, как только вдовий маскарад закончится, чтобы купить еду и билет на поезд в Галвестон.
Сахарная Энн понадежнее засунула сумку под юбки и усилием воли заставила свой желудок прекратить напрасное ворчание.
Она никогда не пробовала ничего вкуснее, чем жареное мясо с картофельным пюре, земным горошком и ломтями хлеба, с которого капает масло, и много лет не ела икру. Это было восхитительно. Сахарная Энн не отрывала взгляд от тарелки, пока не опустошила ее.
— Люблю хороших едоков, — похвалила ее крепкая официантка, убирая пустую тарелку.
Смущенная тем, что так жадно и быстро все съела, Сахарная Энн взглянула через стол на Уэбба, который улыбался, и невольно улыбнулась ему в ответ.
— Понимаете, я сильно проголодалась.
Рейнджер откинулся назад и скрестил руки на груди. Черт бы его побрал! Он смеется над ней. Она вздернула подбородок и пристально посмотрела на него.
— Я предпочла бы, сэр, чтобы вы не пялились на меня так, как будто у меня на носу сидит пчела.
— Простите, мэм. — Уэбб схватил ложку и энергично принялся за десерт.
Они сидели за столом в углу — капитан спиной к стене, а она — спиной к остальным, что было очень кстати, поскольку Сахарная Энн могла поднять вуаль, которая мешала ей есть. Она предпочитала не показывать свое лицо публике без особой необходимости: вдруг кто-то из пинкертонов следит за ней даже за пределами Далласа…
Когда она подняла глаза, тарелка рейнджера была пуста, и он снова усмехался, глядя на нее. Миссис Эффингтон, директриса школы в Пенвортской женской академии, складывала губки в щепотку, выговаривая Сахарной Энн за неприличные, вульгарные манеры. На следующий год Энн отчислили из Пенворта за «буйное и непослушное поведение». Она при этом испытала не столько позор, сколько экстаз — наконец-то вырвалась из «Пена», этого ужасного места, стоявшего в череде таких же мест, которые были одно хуже другого. Теперь, впервые за все годы, прошедшие с тех пор, она начала усматривать некоторую добродетель в словах миссис Эффингтон.
— Сэр, что такого смешного вы находите во мне?
— Веснушки на носу. Вы выглядите не старше пятнадцати лет.
— Капитан, могу ручаться, я совершенно взрослая женщина, больше чем на десять лет старше пятнадцати, и нахожу ваши комментарии относительно моей внешности чрезвычайно невежливыми. — Она опустила вуаль, скрывая под ней лицо, и встала из-за стола.
Он поймал ее за руку.
— Прошу прощения, миссис Спайсер. Я не имел в виду ничего дурного — эти веснушки симпатичнее даже, чем пестрый щенок.
— Пестрый щенок? Сэр, мне не кажется, что это сравнение менее невежливо.
— Жаль. Вы отвергаете самый настоящий комплимент. Я думаю, вы очень симпатичная леди.
— Что ж, спасибо. — Сахарная Энн подняла свою сумку и вынула кошелек с монетами.
— Нет-нет, мэм. По крайней мере позвольте мне заплатить за обед, дабы загладить вину, — ведь я задел ваши чувства…
— Ленч. Завтрак, ленч, а обед — вечером. И еще раз спасибо, хотя мои чувства нисколько не затронуты.