Храм Духа Святого
Шрифт:
— Еще какой важный, — согласилась Руби.
— Вы знаете, кто такой был Понс де Леон?
— Основатель Флориды, — бодро ответила Руби.
— Он был испанец, — сказал мистер Джерджер. — А знаете, что он искал?
— Флориду, — сказала Руби.
— Понс де Леон искал источник юности, — сказал мистер Джерджер, закрыв глаза.
— Надо же.
— Некий родник, — продолжал мистер Джерджер, — чья вода дарила пьющим вечную молодость. Иными словами — он стремился всегда быть молодым.
— Нашел он его? — спросила Руби.
Мистер Джерджер молчал, не торопясь открыть глаза. Потом заговорил:
— Вы подумали — нашел? Вы подумали — нашел? И могло, по-вашему, так быть, что никто другой этим источником не воспользовался? Могло, по-вашему, так быть, что на земле остался хоть один человек, не пивший оттуда?
— Я не сообразила, — сказала Руби.
— Никто теперь не соображает, — пожаловался мистер Джерджер.
— Мне вообще-то надо идти.
— Источник был найден, — сказал мистер Джерджер.
— Где? — спросила Руби.
— Я пил из него.
— И куда вы ради этого отправились? — спросила она. Она наклонилась к нему ближе, и на нее повеяло его запахом — все равно что сунуть нос под крыло сарычу.
— В мое собственное сердце, — сказал он, кладя ладонь себе на грудь.
— А… — Руби отодвинулась. — Ну, мне пора. Брат, наверно, дома.
Она переступила порог.
— Спросите мужа, знает ли он, чей сегодня славный день рождения, — сказал мистер Джерджер, глядя на нее с напускной скромностью.
— Спрошу, спрошу.
Она повернулась и дождалась звука дверной защелки. Потом оглянулась, убедилась, что дверь действительно закрыта, выдохнула воздух и секунду постояла, глядя в темную лестничную высь.
— Боже милосердный, — сказала она.
Чем выше, тем мрачнее и круче.
К тому времени, как она поднялась на пятую ступеньку, дыхания уже опять не стало. Отдуваясь, одолела еще несколько. Потом остановилась. Заболело в животе — словно какой-то кусочек толкается во что-то другое. Такое уже с ней было несколько дней назад. Эта боль ее сильней всего испугала. Слово «рак», которое пришло ей тогда на ум, она тут же выгнала и больше не пускала, потому что никакой такой ужас с ней случиться не может, а не может потому, что просто не может. Сейчас вместе с болью вернулось и слово, но она схватила мадам Золи-ду и разрубила ею слово пополам. Все кончится счастьем. Она разрубила надвое и половинки, потом рубила еще и еще, пока не остались невнятные клочки. Ей захотелось сделать остановку на третьем этаже — если, конечно, доберется до третьего, вот ведь беда какая, — и поговорить с Лаверной Уоттс. Лаверна, помощница педикюрши, была ее хорошей подругой.
Дошла-таки, хватая воздух ртом, с таким ощущением, будто коленные чашечки полны пенистой газировки, и постучала в дверь Лаверны рукояткой пистолета, забытого Хартли Гилфитом. Прислонилась передохнуть к дверной стойке — и внезапно пол вокруг провалился. Стены почернели, и она завертелась в пустоте, не в силах дышать, в ужасе от предстоящего падения. Потом в дальней дали отворилась дверь, и она увидела стоящую в проеме крохотную Лаверну — дюйма четыре ростом, не больше.
Лаверна, высокая особа с волосами соломенного цвета, громко расхохоталась и хлопнула себя по бедру, как будто ей показали что-то страшно уморительное.
— С оружием! — воскликнула она. — Ну и вид! С оружием!
Проковыляв к софе, она рухнула на нее и высоко вскинула ноги — а затем бессильно, с глухим стуком их уронила.
Пол под Руби поднялся до такой высоты, что она могла теперь его видеть, и застыл чуть наклонно. С жутчайшей сосредоточенностью во взоре она нащупала его ногой и оперлась. В глубине комнаты показалось кресло, и она двинулась к нему, осторожно ставя ноги одну перед другой.
— Тебя в шоу про Дикий Запад надо отдать! — сказала Лаверна Уоттс. — Обхохочешься!
Руби добралась до кресла и кое-как села.
— Замолчи, — сказала она хрипло.
Лаверна сидя наклонилась вперед, показала на нее пальцем и опять упала на спину, сотрясаясь от смеха.
— Хватит! — закричала Руби. — Хватит! Я больна.
Лаверна встала и в два или три больших шага пересекла комнату. Приблизившись к Руби, нагнулась, прищурила один глаз и посмотрела ей в лицо, как в замочную скважину.
— Ты лиловая какая-то, — сказала она.
— Я больна, ясно тебе? — мрачно отозвалась Руби.
Лаверна постояла, поглядела — и чуть погодя скрестила руки на груди, многозначительно выпятила живот и пустилась раскачиваться взад-вперед.
— Ну, и зачем ты явилась сюда с этим пистолетом? Где его подобрала?
— Села на него, — промямлила Руби.
Лаверна стояла, покачивала животом, и ее лицо приобретало мудрое-премудрое выражение. Тем временем Руби, откинувшись в кресле, разглядывала свои ступни. Комната мало-помалу успокаивалась. Руби вдруг села прямо и вытаращилась на свои лодыжки. Опухли! Нет, никаких врачей, завела она мысленно ту же шарманку, не пойду, и все. Не пойду.
— Не пойду, — пробормотала она вслух, никаких врачей, никаких…
— И сколько же ты намерена держаться? — спросила Лаверна и захихикала.
— Опухли у меня лодыжки?
— По-моему, какие были, такие и есть, — сказала Лаверна, вновь шлепнувшись на софу. — Толстоватые, да.
Свои ступни она водрузила на изножье софы и легонько ими повращала.
— Как тебе туфли?
Туфли были травяного цвета, на очень высоких и тонких каблуках.
— Опухли, мне кажется, — сказала Руби. — На последних ступеньках перед тобой я жутко себя чувствовала, по всему телу…
— Тебе надо к врачу.
— Нет, мне не надо ни к какому врачу, — отрезала Руби. — Сама могу о себе позаботиться. Я, по-моему, неплохо справлялась все это время.
— Руфус дома?
— Не знаю. Я всю жизнь от врачей стараюсь подальше. Я всю жизнь… а что?
— Что — а что?
— Почему ты спросила, дома ли Руфус?