Храм Фортуны II
Шрифт:
Наконец Гортерикс чуть качнул головой и отвернулся, бросив через плечо короткую фразу:
— Душа Дуровира посылает тебе привет, достойный Гней Домиций, и ждет тебя в Подземном царстве.
Агенобарб скрипнул зубами и яростно дернул себя за рыжую бороду. Слышавший эти слова Публий Вителлий с любопытством оглядел сначала молодого офицера, потом — Домиция, хмыкнул многозначительно и повернулся к Германику.
— Ну что, командир, — сказал он весело, — мы сделали свое дело. Теперь можно и отдохнуть. У меня в обозе есть бочонок прекрасного вина, Я специально припас его, чтобы отпраздновать победу.
— Думаю, у нас еще будет случай распить его, — со смехом ответил Германик. — Да, сейчас мы отдохнем, это все заслужили, но успокоюсь я не раньше, чем искупаю моего коня в водах Альбиса, и не раньше, чем знамена легионов Вара будут возвращены и сложены в храме Божественного Августа. Только тогда мы сможем считать нашу задачу выполненной.
— Слава Германику! — эхом отозвались окружавшие своего военачальника офицеры. — Слава цезарю! Слава Риму!
И подхваченный солдатами, этот крик далеко разошелся по округе, пугая птиц и разбегавшихся по лесу варваров.
Часть вторая
Воля богов
Глава I
На службе империи
Без сомнения, самым несчастным в мире человеком был в тот роковой день бедный уроженец Халкедона шкипер Никомед. Боги явно за что-то невзлюбили его и наперегонки подстраивали почтенному греку всевозможные пакости, от которых его редкая бороденка еще более поредела и покрылась грязно-серой сединой.
В тот вечер, когда Никомед, пырнув ножом парфянского посла Абнира, поднял тревогу, обвиняя во всем «бандита и мятежника Феликса», корчма «Три циклопа», принадлежавшая достойному Гортензию Маррону, моментально наполнилась вигилами, которых вызвал, видимо, осторожный хозяин, не желавший портить отношения с властями.
Никомед был взят за шиворот и — в качестве свидетеля — препровожден прямо в канцелярию префекта города для снятия допроса.
Несмотря на не совсем вежливое обращение, грек считал, что ему повезло. В убийстве будет, без сомнения, обвинен Феликс — это подтвердит и Маррон (ведь шкипер все же не забыл прихватить мешочек с золотом, который показывал ему парфянин, и успел пообещать трактирщику половину, если тот надежно укроет деньги и поможет Никомеду избежать неприятностей).
К тому же, что немаловажно, греку удалось избежать небезопасной и обременительной командировки в Богами проклятую гиблую Иудею, а также встречи с Гаем Валерием Сабином, который наверняка первым делом спустил бы с почтенного халкедонца его и так изрядно потертую беспокойной жизнью шкуру, а ведь он ею, тем не менее, весьма дорожил.
Короче, почтенный Никомед имел все основания быть довольным судьбой. Но вот она — коварная — вовсе так не думала.
В канцелярии префекта формальности завершились довольно быстро: шкипер красочно описал, как подлый разбойник ворвался в комнату и зарезал иностранного гостя, который обсуждал с ним, Никомедом, одну торговую сделку, чего закон не запрещает.
Достойный Гортензий Маррон поклялся Ларами и собственным дедушкой, что все оно именно так и было, шепнув, впрочем, греку на ухо, что возьмет за услугу две трети золота,
Никомед лишь отрешенно махнул рукой. Пусть подавится, собака. Сейчас главное — безопасность, а денежки еще придут.
Оба свидетеля были отпущены с миром. О состоянии здоровья посла ничего не говорилось, и Никомед решил, что тот благополучно отправился в царство Плутона, кляня, видимо, по дороге, свою чрезмерную доверчивость. Ну, знай наших, азиат несчастный. Мы тут любого купим и продадим, и не вам, грязным парфянам, в Риме свои порядки устанавливать.
Короче, Никомед был весьма доволен собой и мысленно пообещал Гермесу двух овец и телку-двухлетку с позолоченными рогами. Впрочем, к завершению допроса жертва доброму Богу снизилась до одной козы и пары голубей. Нельзя быть слишком расточительным, когда имеешь дело с небожителями, а то они и впоследствии будут требовать столь же много.
Так подумал мудрый Никомед, покидая канцелярию префекта и прикидывая в уме, сколько же составит его доля парфянского золота, бесстыдно присвоенного жадным Гортензием Марроном.
Когда почтенный шкипер выходил из курии, на плечо его упала чья-то тяжелая рука. Грек вздрогнул и обернулся.
Сначала он испытал облегчение, увидев вместо сурового лица парфянина Барсата, пришедшего мстить за хозяина, грубую физиономию Эвдема, старого знакомого и верного слуги префекта преторианцев Элия Сеяна, но потом, со свойственной ему бдительностью, насторожился. А этому чего надо? И нашел же, крокодил...
Он еще не успел как следует удивиться странной и неожиданной встрече, когда Эвдем, взмахом руки приказав удалиться проявлявшему нездоровое, любопытство Гортензию Маррону, глухо произнес:
— Пойдешь со мной. Тебя хотят видеть. Немедленно.
— Кто? — испугался Никомед. — Префект города отпустил меня, я ни в чем не виноват...
Эвдем ухмыльнулся, видя, как побледнел грек.
— А никто тебя пока ни в чем и не обвиняет. Но вот если будешь медлить, то...
И он многозначительно положил руку на рукоятку короткого меча, торчавшую из-под складок хитона.
— Уже иду, — обреченно сказал Никомед. — Но может, по старой дружбе, объяснишь мне все-таки, в чем дело?
— Не знаю, — буркнул Эвдем. — Господин приказал доставить тебя и побыстрее. Это как-то связано с сегодняшними событиями в «Трех циклопах». Больше мне ничего не известно.
— Господин? — переспросил грек. — Ты хочешь сказать: достойный Элий Сеян?
— Тихо, — сдавленно прорычал Эвдем. — Не болтам, а то язык отрежу. Ну, вперед.
И Никомед покорно поплелся за ним, чувствуя, как над его головой снова сгущаются тучи, и начиная жалеть, что вообще родился на свет.
Сеян встретил его в боковой комнате старого дворца, на страже у которой стояли двое преторианцев. О том, что разговор пойдет сугубо деловой, свидетельствовало полное отсутствие какого-либо угощения, а также напряженное серьезное лицо самого префекта.
— Будь здоров, Никомед, — сразу сказал Сеян и указал рукой на табурет. — Садись.
— Как я рад видеть тебя, почтеннейший... — начал было грек, униженно кланяясь.
Префект резким жестом перебил его.
— Садись, — повторил он холодно. — И рассказывай, что там произошло в той забегаловке.