Храм Фортуны II
Шрифт:
Гортерикс уже очень устал, к тому же, получил один раз камнем в голову, а потому его реакция не была уже такой хорошей, как обычно. И тем не менее, он довольно успешно отражал мощные, но безыскусные удары варвара. Ему удалось даже легко ранить соперника в бедро.
Ульфганг зверел все больше и больше; его страшный меч со свистом рассекал воздух, грозя снести все, что попадется ему на пути. Но Гортерикс пока не попадался.
Бойцы забыли уже и о том, что вокруг них кипит яростное сражение. Сейчас в мире для них существовали только две вещи: блестящий клинок в собственной руке и меч в руке противника.
Хатты тем временем все напирали; римское каре начало медленно, шаг за шагом, отступать, сохраняя, впрочем, незыблемость рядов.
Германцы при виде этого издали торжествующий вопль и с удвоенной силой навалились на врага. Четырехугольник был окружен хаттами и хауками Зигштоса. Херуски под руководством Хермана и Сигифрида отошли к дубраве, чтобы там перестроить ряды и быть готовыми нанести очередной удар.
Когда по долине пронесся радостный крик варваров, Гортерикс на миг отвлекся и повернул голову, чтобы посмотреть, что случилось. Ульфгангу хватило этого неуловимого момента.
Могучим ударом он тут же разрубил пополам легкий щит галла и вновь занес меч, чтобы обрушить его на голову противника. Гортерикс попытался выставить вперед свое оружие, чтобы парировать клинок германца, но его нога поехала на скользкой от крови траве и молодой офицер рухнул на землю. Лезвие хатта свистнуло над его головой.
Видя, что их командир упал, несколько галлов, находившихся поблизости, бросились ему на помощь и сумели оттеснить Ульфганга. Над Гортериксом склонился офицер пятой пехотной когорты Дуровир.
Падение слегка оглушило Гортерикса, к тому же, он выронил меч и был теперь безоружен. Открыв глаза, молодой галл вдруг встретил какой-то странный, неприязненный взгляд Дуровира. И было еще что-то непонятное и пугающее в черных зрачках командира пятой когорты.
Гортерикс знал, что Дуровир недолюбливает его, считая своим конкурентом и думая, что он мешает его карьере. Отношения между ними всегда были натянутыми, но до явной вражды все же не доходило — римляне этого не любили и решительно пресекали всякие проявления межплеменной или иной розни в войсках союзников.
Но сейчас с Дуровиром творилось что-то неладное: его губы дрожали, лицо побледнело и покрылось потом. В руке он конвульсивно сжимал свой гибкий меч.
Но, может, он просто был охвачен горячкой боя и еще не пришел в себя? Гортерикс приподнялся на локте и поискал глазами свое оружие. Вот оно, рядом.
— Спасибо, — сказал молодой галл, протягивая руку за мечом. — Ты помог мне, брат. Я этого не забуду.
А Дуровир вдруг скрипнул зубами, его лицо исказила дикая гримаса. Видно было, что в нем идет страшная упорная внутренняя борьба. Внезапно он резко выпрямился.
— Нет! — крикнул он яростно. — Не могу! Моя мать прокляла бы меня, и наши Боги не приняли бы меня к себе после смерти! Я не смогу этого сделать! Никогда!
— Чего сделать? — удивленно спросил Гортерикс.
Но Дуровир не ответил. Он быстро огляделся по сторонам и бросился в самую гущу боя, что-то выкрикивая и размахивая мечом.
Гортерикс с усилием поднялся на ноги и тоже поспешил туда, где ряды римлян уже опасно прогнулись под неослабевающим давлением обезумевших варваров.
Он сделал всего несколько шагов, как вдруг увидел, что Дуровир падает на траву — меч высокого хатта с клочковатой редкой бородой пронзил его грудь.
Одним прыжком Гортерикс оказался рядом; его клинок молниеносно рассек германцу шею, из перерубленной аорты ударила густая струя крови, и мужчина с коротким хрипом повалился на траву.
— Прикройте! — крикнул Гортерикс своим воинам и склонился над упавшим Дуровиром.
— Не волнуйся, брат, — сказал он, — сейчас я перевяжу тебя. Все будет в порядке.
— Нет, — скрипнул зубами командир пятой когорты. — Я попросил у Богов смерти, и они дали мне ее. Я заслужил это.
— Но чем? — удивленно спросил молодой галл. — Ты храбро сражался и можешь гордиться собой.
Дуровир мрачно улыбнулся.
— Да, — ответил он. — Я неплохо бился. Но Бога видят все, от них не скроешься. Я совершил тяжкий грех, один из самых страшных в нашем племени, и этому нет прощения.
— О чем ты говоришь? — с тревогой сказал Гортерикс. — Не думай об этом. Сейчас я перевяжу тебя.
Перевяжешь меня, — задумчиво повторил Дуровир. — А я хотел убить тебя, чтобы занять твое место командира передовой когорты.
— Ну чего не придумаешь в гневе, — примиряюще улыбнулся Гортерикс. — Поверь мне, мы еще будем с тобой хорошими друзьями и выпьем не одну чашу доброго вина.
Тело Дуровира потрясла крупная дрожь, на губах выступила кровь. Он судорожно вцепился в руку Гортерикса и прошептал слабым прерывистым голосом, уже не открывая глаз:
— Я ухожу. Боги покарали меня. Но ты должен знать: это Гней Домиций хотел, чтобы я убил тебя. Берегись его, это страшный человек...
Голова командира пятой когорты качнулась в сторону, он еще раз вздрогнул и замер.
Гортерикс медленно поднялся на ноги.
«Спасибо, брат, — подумал он с грустью. — Я отомщу за тебя. И варварам, и Гнею Домицию».
И в этот же момент все римское каре — уже изрядно помятое в нескольких местах — взорвалось радостным криком: -
— Идут! Идут! Германик!
— Мы спасены!
— Армия подходит!
Гортерикс оглянулся.
Действительно, там, где только начиналась долина, постепенно вырастала на горизонте какая-то густая масса, кое-где расцвеченная красным и желтым. Доспехи проблескивали сквозь пыль, солнце отражалось на медных щитах и наконечниках пиллумов.
То шла римская армия. Германик успел вовремя, чтобы спасти свой авангард. Чаша весов судьбы начала медленно клониться на другую сторону. Богиня Фортуна резко крутнула свое колесо и теперь с интересом наблюдала, что же из этого выйдет.