Храм Фортуны
Шрифт:
— Подожди, — сказал Сабин. — Сейчас врач разберется с твоими дырками, а потом поспишь.
Он встал, подошел к столу, взял кожаный мешок и взвесил его в руке.
— Хорошие деньги. Ладно, я возьму половину. Вторую оставлю тебе.
— Бери все, — шепнул трибун. — У меня есть немного. Хватит, чтобы вернуться в Германию, если боги сохранят мне жизнь. А у тебя могут быть большие расходы.
— Ничего, потом представлю счет Германику, — невесело улыбнулся Сабин.
Он пересыпал часть монет в свою крумену и в мешочек Корникса, который расширенными глазами следил за тонкой струйкой золота, текущей в его старый, заплатанный кошель. Остальные деньги Сабин сунул под простыню в изголовье трибуна. Там же он положил его меч, вытерев ножны полой плаща.
На ступеньках раздались шаги, и в комнату торопливо вбежал Квинт Аррунций, чуть ли не силой волоча за собой высокого худого мужчину с растрепанной густой шевелюрой.
— Вот врач, господин! — торжественно возвестил он.
Лекарь громко рыгнул, и по комнате распространился запах жареной капусты и винного перегара. Сабин скривился и встал.
— Ты умеешь лечить такие раны? — спросил он, указывая пальцем на ногу трибуна.
Мужчина пожал плечами.
— Я был армейским хирургом несколько лет назад.
— А моего племянника чуть в гроб не загнал своими припарками, — язвительно вставил хозяин гостиницы.
— Закрой рот! — рявкнул на него Сабин. — Вот десять золотых, — снова повернулся он к врачу. — Ты не выйдешь отсюда, пока этот человек не будет полностью здоров и не сможет продолжить свой путь. Хозяин выполнит любой твой приказ, достанет любое лекарство. От тебя требуется только вылечить раненого. Ты понял меня? Скоро я вернусь сюда и проверю твою работу. Хозяину я оставлю для тебя еще десять монет. Если справишься, они твои. Но если нет...
Врач задумчиво потер подбородок. Двадцать ауреев — столько ему и за три года не заработать.
— А вдруг он умрет? — спросил наконец лекарь, терзаемый сомнениями.
— Он не должен умереть. Начинай работать.
Врач бросил на стол полотняную сумку — видимо, с инструментами — и принялся отдирать присохшую ткань с ноги Кассия Хереи. Тот скрипнул зубами и крепко сжал челюсти.
— Пусть принесут горячей воды, — распорядился врач. — И материю для перевязки.
— Когда осмотришь раны, — приказал Сабин, — спустишься вниз и скажешь мне свое мнение. Корникс, иди к лошадям. А ты, — он повернулся к хозяину, — пришлешь сюда то, что нужно, и подождешь меня в зале. Еще поговорим.
Тот выскочил за дверь. Сабин наклонился над трибуном, который открыл глаза.
— Ну, вот и все, — сказал он. — Да хранят тебя боги.
— Тебя пусть хранят, — шепнул Кассий Херея. — И будь осторожен. Сделай, как я говорил. Надеюсь, мы еще встретимся.
«В тюрьме», — мысленно добавил Сабин, повернулся и вышел из комнаты.
Хозяин ждал его у подножья лестницы. Трибун отвел Квинта Аррунция в темный угол и крепко взял за грудки.
— Помнишь, когда я тут сидел, заходили трое мужчин? Кто они такие?
— Н-не знаю, — выдавил хозяин, — клянусь Меркурием, не знаю...
— Чего они хотели?
— Они... они спрашивали, не проезжал ли тут один человек...
— И они описали его?
Квинт Аррунций с несчастным видом кивнул.
— И это был человек, который сейчас лежит наверху, да?
Квинт Аррунций снова кивнул, с еще более несчастным видом.
— Что ты им ответил?
— Что я никого такого не видел... клянусь, господин, ведь я действительно его не видел...
Сабин знал, что это правда — Кассий Херея не заезжал в гостиницу.
— Как их звали, тех троих?
— Они не сказали. Но...
Он умолк.
— Ну, говори!
— У них была цезарская печать — перстень со сфинксом.
«Это хуже», — подумал Сабин.
Он очень надеялся, что трусливый хозяин не догадывается, кем были его таинственные гости, и посчитает нападение на трибуна делом рук местных разбойников. А теперь... теперь он будет круглым дураком, если ничего не заподозрит. Но на круглого дурака Квинт Аррунций никак не походил. И если он сообразит, что его раненый постоялец имеет какие-то трения с законной властью, то бедный Кассий Херея вполне может и не увидеть больше милого его сердцу Германика. Если, конечно, боги и этот слуга Эскулапа сохранят ему жизнь.
— Ладно, — сказал Сабин.
Он отпустил хозяина, снял с пояса кошелек и медленно отсчитал тридцать ауреев.
— Двадцать монет — тебе, десять отдашь врачу, если он вылечит того человека. И помни, — он снова схватил Аррунция за рубаху на груди, — у тебя наверху лежит раненый, на которого в дороге напали бандиты. Больше ты ничего не знаешь. — Сабин вперил тяжелый взгляд в покрытое потом лицо хозяина гостиницы. — Больше ты ничего не знаешь, — повторил он медленно. — Очень скоро я или мой человек вернемся сюда и проверим, как ты себя вел. Если хорошо, можешь рассчитывать на награду. А если нет...
Сабин отпустил Квинта Аррунция, резко развернулся и двинулся в зал, бросив еще через плечо:
— Дай вина.
Он присел за стол с кружкой в руке и медленно прихлебывал напиток, размышляя. Вскоре появился врач.
— Ну? — хмуро спросил Сабин.
— Да, вроде, не очень страшно, — ответил мужчина, косясь на кружку и сглатывая слюну. — Артерия на ноге не задета, мышцы только сильно порезаны. В плече перерублено сухожилие, рука будет теперь плохо сгибаться.
«Ну, это еще ладно», — подумал Сабин.
— Сколько времени уйдет на лечение?
Врач пожал плечами.
— Это зависит от разных условий. От его организма, хорошего питания...
Он снова со страдальческим видом покосился на кружку.
Сабин бросил взгляд на Квинта Аррунция, который уже занял место за стойкой.
— Дай ему вина.
Врач нетерпеливо вытянул шею.
— Есть тут у меня одно хорошее лекарство, — сказал он приглушенно, не сводя глаз с Аррунция, который наливал в кружку пенистый напиток. — На Востоке, когда я был в парфянском походе с легионами Гая Цезаря...