Храм Миллионов Лет
Шрифт:
В приятной тени смоковницы царица Туйа писала хронику правления Сети. Она вспоминала о высоких деяниях благословенного времени, в течение которого Египет процветал в мирном благоденствии. Каждое слово, каждый жест мужа запечатлелся в ее памяти, она делила с ним на равных надежды, заботы и тяжкие муки, она хранила воспоминания о близости, когда души их соединялись. Пока Сети был жив, эта хрупкая женщина поддерживала и надежно оберегала его жизнь и силу.
Когда вошел Рамзес, Туйа ощутила в нем невероятную мощь покойного царя. В существе молодого фараона не было ни одного изъяна, свойственного обычным людям, он был высечен из единого блока подобно обелиску и, казалось, мог противостоять любой буре. К этой видимой неуязвимости добавлялась еще и сила молодости.
Рамзес поцеловал руки матери и сел справа от нее.
— Ты пишешь целыми днями.
— И даже ночами порой. Разве ты простишь меня, если я забуду хоть одну деталь? У тебя озабоченный вид.
Туйа всегда быстро разгадывала его.
— Верховный жрец Амона бросает вызов царской власти.
— Сети предвидел это. Рано или поздно этот конфликт был неизбежен.
— Как бы он поступил?
— Ты не знаешь этого? Есть лишь один выход.
— Нефертари говорит то же.
— Она царица Египта, Рамзес, и, как всякая царица, хранительница Закона.
— Ты не будешь призывать меня к умеренности?
— Когда нужно сохранить единство страны, умеренность больше неуместна.
— Отставка верховного жреца Амона вызовет много возмущений.
— Кто правит, сын мой, ты или он?
23
Ослы пересекли ограду владений Карнака, повинуясь самому старому и седому, знавшему каждую песчинку дороги, ведущей от цеха ткани к храму, за ним весь навьюченный караван шел степенным и ровным шагом.
Поставка была велика, Бакена привлекли, чтобы принять ее на склад. Каждый кусок льняной ткани, предназначенный для шитья ритуальных одежд, получал номер, указанный в книге записей, с указанием источника и качества.
— Прекрасный товар, — отметил сотоварищ Бакена, маленький тщедушный человек. — Ты здесь новичок?
— Я здесь несколько месяцев.
— Тебе нравится жизнь в Карнаке?
— Это то, чего я хотел.
— Чем ты занимаешься за пределами храма?
— Мое прошлое забыто, я попросил, чтобы меня приняли на постоянную службу.
— Я время от времени работаю по два месяца здесь, на складах, возвращаюсь в город, работаю служащим в надзоре за паромами. Это не утомительно… Здесь же работа не прекращается!
— Почему же ты этим занимаешься?
— Мне это подходит. Я займусь тканями высшего качества, ты — всеми остальными.
Как только ослов разгрузили, смотрители склада начали осторожно класть отрезы льна на возвышение, покрытое куском ткани. Бакен осматривал их и записывал на деревянной дощечке, не забывая о дате поставки. Ему показалось, что его помощник работал мало и проводил большую часть своего времени, глядя вокруг, как будто боялся, что за ним шпионят.
— Я хочу пить, — сказал он, — а ты?
— С удовольствием.
Служитель тщедушного вида ушел. Как только он оставил свою табличку на спине старого осла, Бакен бросил на нее взгляд.
На ней было всего несколько строчек иероглифических знаков самого фантастического вида, не имевших ничего общего с поставкой льна высшего качества.
Когда служитель вернулся с бурдюком свежей воды, Бакен уже снова принялся за работу.
— Выпей, она хороша… Заставлять нас работать на такой жаре бесчеловечно.
— Ослы не жалуются.
— А ты шутник!
— Ты скоро закончишь?
— Какое там! Потом нужно проследить за размещением в нужные складские помещения.
— А что мы сделаем с табличками?
— Ты мне отдашь свою, а я передам ее вместе с моей в отдел записей.
— Он далеко от складов?
— Не слишком, но, тем не менее, надо немного пройти пешком.
— Давай разделим работу, я отнесу таблички.
— Нет, нет! В отделе записей тебя не знают.
— Это будет возможностью представиться.
— У них свои привычки, и они не любят их менять.
— Разве рутина не вредна?
— Спасибо тебе за предложение, но я схожу сам.
Помощник Бакена казался взволнованным и встал так, чтобы тот не видел написанного.
— У тебя судорога, друг?
— Нет, я чувствую себя хорошо.
— Избавь меня от сомнений: ты умеешь писать?
Задетый за живое, служитель обернулся к Бакену.
— Что за вопрос?
— Я видел твою табличку, на осле.
— Ты очень любопытен…
— По меньшей мере. Если ты хочешь, я сделаю правильные записи, если нет, то твою табличку не примут и у тебя появятся враги.
— Не делай вид, что не понимаешь, Бакен.
— Что я должен понимать?
— Ай, достаточно! Ты тоже хочешь ухватить кусок… Это естественно, но не теряй времени.
— Объяснись.
Тщедушный служитель приблизил свое лицо к Бакену и тихо сказал:
— Этот храм богат, очень богат, а мы… мы вертимся. Несколько кусков прекрасного льна не обездолят Карнак, а мы, продав их хорошему клиенту, провернем хорошую сделку. Понял?
— Отдел записей знает о твоих делишках?
— Лишь один писец и два смотрителя. Раз куски льна не записаны, они не существуют, и мы можем ими распоряжаться совершенно спокойно.
— Ты не боишься, что тебя поймают?
— Будь спокоен.
— Высшие чиновники…
— У высших чиновников свои заботы. Кто тебе сказал, что они не закрывают глаза? Так, какой процент ты хочешь?
— Ну… самый лучший.
— А ты жадный! Мы будем хорошей командой. Через несколько лет у нас будет неплохое состояние и нам не надо будет работать здесь. Закончим эту поставку?
Бакен согласно кивнул головой.
Нефертари положила голову на плечо Рамзеса. Солнце вставало, заливая их спальню несущим жизнь утренним светом. Оба они чтили это ежедневное чудо, эту постоянную победу света над мраком. Совершением ритуала царская чета приобщалась к путешествию Ладьи Ра в подземных глубинах и к битве божественного экипажа с гигантским змеем, пытавшимся разрушить мир.