Храм Саламандры
Шрифт:
Когда они вышли наверх, там давно стемнело. Жрец уверенно пробирался между скалами при свете полной луны, и вскоре Скампада увидел впереди крышу знакомой ему гостиницы. Здание казалось покинутым, вокруг было тихо.
– Люди ушли, – догадался жрец, – но уттаков, кажется, еще не было.
Идем, я помогу тебе.
Они пошли в конюшню, где отыскали коня Скампады.
– Беги за вещами, – сказал Цивинга, взяв у Скампады седло и уздечку.
Скампада побежал в свою комнату укладывать мешки. Впервые в жизни он хватал вещи с полок и вешалок и засовывал их как попало, не задумываясь над
– Скорее через задние ворота! – сказал он. – Сюда бежит какая-то шайка!
Они протиснулись в заднюю калитку, поднялись повыше в скалы и притаились, наблюдая за бегущими. Десятка три уттаков гнались за молодым парнем, в котором Скампада узнал Шемму. Лоанец пронесся мимо и исчез в скалах, а за ним и вся толпа.
– Подождем здесь, – шепнул Цивинга. – Уттаки не любят скал, они скоро вернутся.
Пока он помогал Скампаде застегивать мешки и завьючивать коня, уттаки один за другим вернулись в деревню. Шеммы с ними не было. Поравнявшись с гостиницей, дикари налетели на нее и в полной мере утешили себя за неудачную погоню.
– Едва успели, – заметил Цивинга, глядя на буйствующих в гостинице уттаков.
– Едва успели, – подтвердил Скампада. Сегодня ему повезло дважды.
– Идем, я покажу, где можно заночевать. – Цивинга проводил Скампаду через скалы до укромной полянки между ними. – Здесь тебе ничто не грозит – уттаки не ходят в скалы. Чтобы попасть в Келангу, объезжай деревню с юга, по лесу. А мне пора возвращаться.
– Спасибо, друг! – сердечно поблагодарил жреца Скампада. – Ты сделал для меня все, что мог, и даже больше.
– Пустяки. Это недорогая цена за жизнь Освена. И Цивинга исчез в темноте.
Рано утром, в серых сумерках, Боварран выехал на север. Цокот копыт одинокого всадника, гулко раздававшийся в утренней тишине, окончательно привел в чувство маленькую магиню, лежавшую в поду-забытьи на крыше храма. Удар молнии отбросил ее в щель между главным и боковыми куполами храма, где она и пробыла без сознания весь вечер и всю ночь. Магиня зашевелилась, прислушиваясь к стуку конских копыт, еще не понимая, где она находится. Все ее тело болело от ушибов, острая черепица впивалась. в ребра и щеку. Воспоминание о случившемся всплыловеепамяти, заставивзастонать сквозьзубы.
Лила выбралась из щели и осмотрелась. Увидев, что внизу нет ни души, она стала осторожно спускаться по скользким от росы камням стыка стены центрального зала и боковой башни. Страха она не чувствовала – после пережитого у нее все онемело внутри. Возможно, поэтому вскоре она благополучно достигла земли.
Не отдавая себе отчета в действиях, она сняла золотую сетку, нагрудник и взялась за лиф, но тут вспомнила, что ей нечего надеть вместо этих серебряных чашек. Тела убитых подсказали ей простое решение. Лила подошла к трупу деревенского подростка с проломленной головой, сняла с него обувь и верхнюю одежду, взяла валяющуюся рядом шляпу и сумку.
Вернувшись в свой угол, она открыла сумку, чтобы спрятать туда одежду Мороб. В сумке оказались нехитрые крестьянские пожитки – нож
Так, вздрагивая и задыхаясь от беззвучных рыданий, она переоделась в крестьянскую одежду, опустилась на колени и прислонилась лбом к холодной стене. Когда слезы кончились и к магине вернулась способность рассуждать, она поняла, что нужно немедленно уходить отсюда. И немедленно умыться, потому что растаявшая краска немилосердно ела глаза.
Лила вспомнила о ручье, текущем в овражке к северу от храма, и пошла к воротам. Человеческая фигура, появившаяся из-за угла, заставила ее вздрогнуть от неожиданности. В следующее мгновение магиня увидела, что перед ней не уттак, а деревенский паренек – может быть, ровесник тому, чью одежду она надела на себя. Белокурые Волосы, чистое белое лицо, ясный взгляд светло-серых глаз, спокойный и без выражения… Какой странный взгляд, подумалось ей.
Подросток заметил ее и шагнул к ней. Лила представила себе, как она выглядит – с расплывшимися по лицу черно-оранжевыми потеками – и впилась в него взглядом, ожидая его изумления. Но его лицо не дрогнуло, и это поразило ее больше всего. Паренек глядел на нее все тем же ясным, ничего не выражающим взглядом. Он в шоке после вчерашнего, догадалась магиня. Нужно увести его отсюда. Чувствуя, что с ним бесполезно разговаривать, она взяла парня за руку и повела за собой.
Оказавшись у ручья, Лила умылась и напилась холодной воды, а затем поглядела на своего спутника. Тот неподвижно стоял рядом, глядя, как она плещется в воде.
– Хочешь пить? – показала она на воду. Парень, как по приказу, наклонился и начал пить из пригоршни. Его внешность была типичной для лоанских жителей, поэтому Лила спросила:
– Ты из Лоана?
Парень посмотрел на нее и ничего не ответил.
У него помутился рассудок, мелькнуло у нее в голове. Это можно вылечить, но сначала нужно уйти подальше.
Лила увела его в скалы, куда, как было известно, никогда не ходили уттаки. Там она присела на большой плоский камень и усадила лоанца рядом.
– Как тебя зовут? – спросила она. Тот молчал.
– Как тебя зовут? – уже настойчивее повторила магиня.
На лице парня отразилось какое-то движение, словно он пытался что-то вспомнить. Затем его губы зашевелились.
– Я… не знаю, – ответил он, с трудом выговаривая слова.
Она озадаченно замолчала.
– Я… есть… хочу, – вновь зашевелил губами лоанец. Лила порылась в сумке и отдала ему хлеб и сало.
Пока он ел, магиня лихорадочно размышляла, что такое могло стрястись с его рассудком. Позабыть свое имя, почти все слова, едва-едва владеть человеческой речью… это, конечно, не простой шок. Когда лоанец поел, Лила начала исследовать его голову известными ей приемами. Вскоре ей удалось установить, что он не ранен, но, очевидно, подвергся сильному магическому воздействию.