Храм воспитания
Шрифт:
Фанаберия
Фанаберия, иногда скрытая, но чаще всего явная, так и бьёт фонтаном из некоторых наших вещателей. Похожие на петарды, они взрываются, искрят на каждодневном празднике эфира. Любовь к своей работе, позволяющая быть на одной ноге с сильными мира сего, густо замешана у них на любви к себе. Любовь к истине и правде – на любви к своей популярности. Привычка распознавать что-то не то в других изменяет им в оценке самих себя.
Армен Джигарханян в интервью «АиФ»: «Нас хотят
Александр Гордон в программе «Мужское/Женское» обращается к аудитории, возмущённой его поведением: «Ша!»
«Несколько сенаторов со мной встречалось», – роняет в передаче «Персонально ваш» Алексей Венедиктов, имея в виду американских сенаторов. Фанаберия в самом изящном исполнении.
«Не волнуйтесь, я всё объясню», – заверяет слушателей Сергей Пархоменко на радио «Эхо Москвы» в анонсе своей программы. Похоже, ему даже в голову не приходит, что кто-то из слушателей привык жить своим умом.
Чрезвычайно популярный сатирик глумится над дефектами речи известного нашего генсека и другими его недостатками, а также над деталями похорон, никак не учитывая, что у генсека есть внуки и правнуки, которым больно это слушать.
Владимир Соловьёв в своей книге «Путин» пишет: «Кстати, я уверен, во многом на личном опыте, что моя журналистская деятельность всё-таки влияет на события, на персоны, на общество. Этому есть масса примеров. Результаты уже есть и будут в дальнейшем».
Кто ещё из корифеев нашей журналистики называл свою работу деятельностью и выспренно говорил о её результатах?
Крутизна – «пароль» времени
Известный актёр и режиссёр Николай Губенко рассказывал, как он, готовясь к съёмкам фильма, мотался по стране, записывал речь простых людей. И очень при этом удивлялся: люди, как правило, говорили нелитературным языком, но не искажали слова, не пороли всякую чушь, лишь бы выпендриться.
Но как же нравится это кривлянье нашим вещателям… Сегодня в моде всё, что круто. Сказать о ком-то: «Он ненормальный» – пресно. Куда круче: «Он больной на голову».
Кто и когда первым сказал эту фразу, теперь уже не установить. Наверняка человек этот был не в ладах со стилистикой. Сказал коряво, но людям почему-то нравится.
«Вали» звучит гораздо выразительней, чем «убирайся». В слове «упаковать» больше художественности, чем в слове «арестовать».
«Выяснить отношения» – длинно, короче – «разобраться». «Беспорядок» тоже длиннее, чем «бардак».
«Побьём» – слабо, совсем другое дело – «порвём»! «Попасть впросак», «дать себя обмануть» – слишком литературно, другое дело – «повестись». «Чего-то не сообразить» – тоже слабо, куда круче – «тупить». «Напиться» – это вообще из словаря детей. «Нажраться»!
Давайте признаем: новые фигуры речи порождаются часто людьми малограмотными. И
В передаче Андрея Малахова, посвящённой Эдите Пьехе, вдруг был вытащен на обсуждение эпизод, когда певица едва не подверглась изнасилованию. Аудитория и ловила каждое слово. А тот факт, что Эдита Пьеха в советское время десять лет шефствовала над детским домом, не произвёл никакого впечатления…
Вот на такую аудиторию и ориентируются ведущие. Полная взаимность.
Кому служат «работники слова»?
Все мы чему-то или кому-то служим. Даже если это нигде не записано, даже если порой сами не сознаём. Так получается.
«Я служу литературе», – говорил Александр Блок, отбиваясь от обвинений, что служит большевикам. То было самооправдание обманувшегося интеллигента.
Вспомним к слову, что понятие «интеллигент» появилось в 70-х годах XIX века. Так стали называть работников умственного труда, посвятивших свою жизнь идее служения народу.
Кто они сегодня, «работники слова», чью профессию мы обсуждаем? К какой категории населения их отнести? Рабочие? Нет. Служащие? Тоже нет. А третья категория у нас – только «интеллигенция». Другой нет.
Кому же служат представители интеллигенции – «работники слова»?
Служат они государству, а точнее, власти. Не народу, заметьте! Это уж точно. Народ для них – абстракция.
Раньше «работники слова» тоже служили власти, но власть это служение очень строго контролировала. Ни одного слова в эфир без визы! Ошибся – волчий билет!
А сейчас – «свобода слова». Кавычки неслучайны. Кто контролирует вещателей? Никто. Говори всё что хочешь. Можешь не «фильтровать базар». И не фильтруют. Говорят даже такое, что подрывает основы власти. А власть никак не реагирует.
Служить – значит ни слова против. А тут…
Нет, это не служение. И это не та свобода слова, о которой мечтали диссиденты в советское время. Это свобода говорить всё, что на ум взбредёт. Значит, уже не свобода, а беспредел.
Власти обычно служат довольно незаурядные люди, но при этом проявляют далеко не лучшие свои качества. Так было всегда. Так это есть и сегодня.
Работа, как известно, – это одна из форм любви. Ты любишь работу и себя в работе. Это естественно. Но одни из нас этим ограничиваются, а другие любят ещё и тех, для кого они работают. Но эта любовь может быть как достойной, так и недостойной.
Если ты ловишь кайф от своего стёба, от своих пошлостей и непристойностей и радуешься при этом, что доставляешь удовольствие слушателям, то как назвать эту твою любовь?
Дискуссия и слово
Когда нас кто-то прерывает или мы сами отклоняемся от темы, мы можем сбиться с мысли. Это называется «потерять нить мысли».