Хранимая благодать
Шрифт:
– Правда, не простил.
Управитель нахмурился:
– Я не мог позволить вам войти в башню, поскольку получил специальное распоряжение барона Рольфа не допускать никого во время его отсутствия. Мне было приказано отказать даже брату леди Джоанны, барону Николасу, если он приедет с визитом. Постарайтесь меня понять, отец мой. За последний год я уже третий управитель здесь и всего лишь пытаюсь продержаться на этой должности дольше, чем другие.
Маккечни фыркнул. Он еще не все высказал управителю.
– Выходит, что, не вмешайся леди Джоанна, я и по сей день должен
– Если бы не махнули на все рукой и не вернулись домой, – признал Келмит.
– Я не собираюсь возвращаться, пока не поговорю с бароном Рольфом и не поставлю его в известность о том опустошении, которое учинил его вассал на земле Маклорина. Там идет настоящее избиение невинных, и я буду просить вашего барона не рассчитывать на то, что такой злобный и жадный до власти человек, как Маршалл, переменится. О бароне Рольфе говорят как о честном человеке. Надеюсь, что это заслуженно, и потому он должен пресечь зверства как можно скорее. Ведь маклоринские воины постоянно обращаются за помощью к бастарду Макбейну. Некоторые уже присягнули ему на верность и провозгласили лэрдом – и все адские силы вот-вот вырвутся на свободу. Макбейн объявит войну и Маршаллу, и любому грабителю-англичанину на земле Маклорина. Воины Нагорья способны и на ярость, и на мщение. Я готов биться об заклад: пострадает шкура и самого барона Рольфа, если Макбейн убедится, что язычники, которые насилуют землю Маклорина, – ставленники вашего барона.
Келмит, хотя и был далек от бедствий шотландцев, все же заинтересовался рассказом. Кроме того, разговор со священником позволял ему оттянуть выполнение тяжкого долга. «Конечно же, несколько минут промедления ничего не изменят», – подумал Келмит.
– Так вы предполагаете, что воины Маклорина двинутся на Англию?
– Я не предполагаю, – возразил священник, – а не сомневаюсь, но до сознания вашего барона или кого угодно другого из вас это не дойдет, пока они не почувствуют кинжал Макбейна у себя в глотке. Только будет уже слишком поздно.
Управитель покачал головой:
– Солдаты барона Рольфа перестреляют их раньше, чем они доберутся до подъемного моста.
– У солдат не будет такой возможности, – убежденно заявил Маккечни.
– Разве этот вояка – невидимка?
– Думаю, что он может им стать. Я и впрямь никогда не встречал такого, как он. У вас кровь застыла бы в жилах, расскажи я что-нибудь из того, что слышал о Макбейне, но я лишь ограничусь предупреждением, что не стоит призывать его гнев на ваши башни.
– Сейчас это уже не имеет значения, отец мой, – прошептал Келмит ослабевшим голосом.
– О, значит, все в порядке? – усмехнулся священник. – Но я собираюсь дождаться вашего барона, сколько бы ни пришлось ждать. Дело слишком серьезно, чтобы проявлять нетерпение.
Отец Маккечни остановился, пытаясь вновь обрести самообладание. Ему было известно, что судьба Маклорина не волнует управителя, но стоило ему начать объясняться, как гнев, тщательно загоняемый вглубь, прорвался наружу, и не в его власти было скрыть ярость, прозвучавшую в голосе, однако теперь он переменил тему, принуждая себя говорить спокойно и сдержанно:
– Хоть вы, Келмит, старый пес и греховодник, но при этом честнейший человек, когда речь идет об исполнении долга. Господь вспомнит об этом в Судный день. Какую услугу я могу вам оказать, коль не нужен для исповеди?
– Я прошу вас помочь мне переговорить с леди Джоанной, отец мой. Пришло известие от короля Джона…
– Ну-ну? – поторопил его Маккечни, когда управитель замялся на полуслове.
– Барон Рольф умер.
– Боже всевышний! Что вы такое несете?
– Это правда, отец мой.
У Маккечни перехватило дыхание, он поспешно перекрестился и, склонив голову и сложив руки, зашептал молитву об упокоении души барона.
Ветер бил его по ногам полами рясы, но Маккечни был слишком погружен в молитву, чтобы обращать на это внимание. Келмит перевел взгляд на небо. Черные набухшие тучи гнал завывающий ветер, и жуткий, зловещий звук приближающейся бури был под стать событиям.
Священник закончил молитву, перекрестился еще раз и обратился к управителю:
– Почему же вы сразу не сказали мне об этом? Зачем позволили мне говорить? Вы должны были бы прервать меня. Боже праведный, что теперь будет с маклоринцами?
– Я ничего не могу ответить вам относительно владений барона в Нагорье.
– Вы должны были сразу же сообщить мне о том, что произошло, – повторил священник, терзаемый скорбной вестью.
– Несколько минут ничего не меняют, – возразил Келмит. – Возможно, благодаря разговору с вами я лишь оттягивал выполнение своей обязанности. Видите ли, я должен сообщить эту весть леди Джоанне и ваша помощь будет для меня неоценимой. Она так молода, ей неведомо вероломство. Ее сердце будет разбито.
Маккечни кивнул:
– Я увидел вашу госпожу всего два дня назад, но уже знаю, что у нее кроткий нрав и чистое сердце, однако не уверен, что смогу вам помочь. Ваша госпожа, как мне кажется, опасается меня.
– Она вообще боится священников, отец. И у нее есть на это веская причина.
– И что же это за причина?
– Она исповедуется у епископа Холвика.
– Можете не продолжать, – пробормотал с отвращением отец Маккечни, – скверная репутация Холвика хорошо известна даже в Нагорье. Неудивительно, что бедняжка напугана. Удивительно скорее то, что она пришла мне на помощь и настояла, чтобы вы, Келмит, впустили меня в замок. Теперь я понимаю, что для этого требовалось мужество. Бедная девочка! Потерять возлюбленного супруга в таком нежном возрасте. Сколько лет она была замужем за бароном?
– Более трех. Леди Джоанна была совсем еще дитя, когда ее выдали замуж. Пожалуйста, святой отец, пойдемте со мной в часовню.
– Разумеется.
– Я знаю, что не найду нужных слов… не представляю себе… как сказать… – Голос Келмита прерывался, когда он попытался продолжить разговор.
– Говорите прямо, – посоветовал священник. – Она оценит это. Не заставляйте ее ломать голову от ваших намеков. Возможно, в этой ситуации самое лучшее – вызвать какую-нибудь женщину, которая может утешить вашу госпожу. Леди Джоанне наверняка так же потребуется женское сочувствие, как и наше.