Хранить вечно
Шрифт:
Нейхольд взял со стола икону. Повертел ее в руках, как бы в раздумье проговорил:
— Ангел пустыни… Эффектно! И ошибки не будет! Кому в голову придет употребить такие слова?
— Для подтверждения: «Привет от Эдвардса!» — добавил Эдвардс и встал, давая понять, что разговор закончен.
Казанский вернулся в Москву растерянным. Но шло время, а к нему никто не обращался, прекратились в мастерскую и визиты иностранцев, будто кто обрезал!
И вот Эдвардс в Москве. Второй раз, пять лет спустя… Под чужим именем!
Я возвращался из Сибири в полной уверенности, что наши товарищи уже нашли Шкаликова. Ан нет! Герасима Ивановича Притыкова нигде не значилось. Мы сузили площадку левобережьем Оки. Всего лишь несколько отделений милиции.
В книгах прописки Притыков не значился. Товарищей начали одолевать сомнения. Он же мог назваться проводнику любым именем. Как же его искать? Василий Сретенцев, товарищи из областного управления разъехались по отделениям милиции и опрашивали участковых, показывая им фотографии Шкаликова.
И вот нашли! Один из участковых довольно удаленного от областного центра отделения милиции признал по фотографии Шкаликова. Мне позвонил об этом ночью Василий, я сел в машину и к утру был уже в районном центре, откуда мы решили ехать все вместе… Кто-то предложил вперед выслать участкового, проверить, не спугнем ли мы кого-нибудь.
Я был против всякой задержки. И без того поиски затянулись. Если бы Шкаликов был похитрее, найти его было бы вообще невозможно! Весенние переводы нам явно помогли, помогла Ока своими разливами…
Так или иначе, встреча со Шкаликовым надвигалась, и мне хотелось видеть его лицо, его фигуру, его реакцию в первую секунду встречи. Все это было крайне важно. Что-то подсказывало: мы вышли на значительный след.
Большое село на берегу Оки.
У третьего дома с краю участковый сказал шоферу, чтобы он остановил машину.
— Здесь он квартирует, у бабки Анисьи! Кто пойдет, я или вы? — спросил он нас.
Пошли я и Василий. Василию я строго наказал быть предельно собранным. Человек может испугаться, а как видно, он из пугливых, не разобравшись, может выкинуть любую неожиданность. А может испугаться и всерьез, не без оснований. В такую минуту и за топор, и за ружье схватится, а ружье стреляет и в обратную сторону. Не застрелился бы!
Василий постучался. На крыльце соседнего дома сидел старик, играл с кошкой.
— Вам Притыкова?.. Герасима Ивановича? — спросил он.
— Его самого! — ответил Василий.
— Съехал он! Тому уже боле недели прошло!
Мы переглянулись с Василием.
— Совсем съехал? — уточнил Василий.
— Кто же его знает! Не прощался, не докладывался! Емкий ответ. И осуждение в нем, и характеристика нрава необщительного.
— Вы все же достучитесь! — сказал я Василию. — Осмотрите избу… Может, что-то из вещей его осталось, может быть, хозяйка знает, куда съехал… В правление! — приказал я.
— Стоп! — воскликнул участковый. — Поедем к Рыжикову! Он тут каждого и всякого знает.
Съехал! Больше недели назад… Я лихорадочно рассчитывал, не совпало ли это каким-то образом с тем, что Василий расспрашивал проводников. Тогда это ошибка, страшная ошибка. Только намек, что кто-то ищет — и исчез! Тогда выходит, что он боялся нас? Однако Василий не представлялся! Да, но он шел от переводов! Если бы он нас боялся, не стал бы и переводы делать! Не стал бы! Не от нас он прятался! Не от нас! Сама Шкаликова могла в любое время за эти пятнадцать лет начать поиски. По переводам-то могли искать только от нее. И никому она о них не говорила. Найти их след могли только мы… Стало быть, его спугнуло что-то другое?
Что?
Остановились у дома Рыжикова. Он увидел в окно машину и выбежал, на ходу надевая портупею. Обедал.
Участковый выскочил из машины. Начал с места в карьер:
— Привет, Рыжиков! Притыкова знаешь? Герасима Ивановича? Где он?
— Уехал!
— Куда?
Я вышел из машины.
— А долго ли он жил здесь? — спросил я Рыжикова.
— Давно он здесь… Сразу и не вспомню… Лет десять жил… Проводником он устроился на железную дорогу. Его уже спрашивали.
На улице собирались любопытные. Я взял Рыжикова под руку, он настороженно отстранился, я увлек его в дом. Участковый шепнул:
— Из КГБ… полковник. Так что, Рыжиков, рассказывай!
— А чего мне скрывать? Пришлось мне тут один протокол составлять… На человека, больного алкоголем… Так этот, кто спрашивал его, Гусейнов Хасан Хасанович, свидетелем записан… Он в гости к Притыкову приезжал… Не застал его!
Я вынул из кармана рисунок дочки Шкаликова.
— Похож?
— Есть сходство…
— Откуда известно, что он Гусейнов?
— По паспорту, товарищ полковник! — ответил Рыжиков, даже с некоторым недоумением, что я задал такой наивный вопрос.
— Вы видели паспорт?
— В протоколе и номер записан, и адрес.
Оставался еще один вопрос. Подробности меня сейчас не интересовали. Главный вопрос.
— Притыков уехал до приезда Гусейнова или после?
— До Гусейнова он уехал.
Я попросил Сретенцева остаться и записать все, что было связано с Гусейновым.
Гонки приобретали вполне определенный характер. Теперь уже и я не сомневался, что на платформе в Рязани Василий видел этого самого Гусейнова, посетителя Шкаликовой. Почему он идет впереди нас?
Машина развернулась. Я приказал ехать в Рязань. Василий стоял на дороге, в руке держал какой-то сверток. По лицу его и по всей фигуре я угадал, что есть и у него какая-то новость. Он почти на ходу вскочил в машину.
Машина выехала из села, Василий протянул мне пачку журналов.
— Почитай, Никита Алексеевич!