Хранить вечно
Шрифт:
— Курите?
— Трубку, доктор!
— Не глядя, сразу говорю: курить бросайте! Ничего не знаю! Если хотите у меня лечиться — сразу бросайте! Ночные работы? Нервы?
— Сейчас какие там нервы? И ночных работ нет! Все было, доктор… и по полторы пачки курил за ночь… Во время войны досталось!
— Всем, кто воевал, досталось! Ранения были?
— Ранений не было, но работа была сложной…
Потихоньку я его выводил на главный вопрос, выводил на свою новую задумку. Он взглянул на
— Что-нибудь было особенным в вашей работе, что могло повлиять на ваше здоровье?
— Наверное… Начало войны, доктор, я встретил в Германии…
— Простите! Это по какой же линии?
— По нашей, доктор! На нелегальном положении.
— Зачем вы мне это говорите?
Ого! Легко и свободно, без усилия он принимает вызов!
— Это уже давно не тайна, доктор! Теперь попутно я занимаюсь историей… А вот там, наверное, и закладывалась моя болезнь…
— Там это могло быть! Там все могло быть! Страшная страна! Я тоже был во время войны в Германии. В плену!
— Сочувствую вам, доктор! Досталось, наверное?
— Кто вас ко мне рекомендовал?
Я назвал ему имя его давнего пациента.
— Ложитесь! — приказал он.
Я снял пиджак, рубашку и лег. К спине прикоснулся холодком ободка стетоскоп.
Выслушивал он внимательно, должен отдать ему справедливость. Каждый жест обнаруживал в нем навыки специалиста.
Он увидел шрам на спине от пулевого ранения.
— О-о! — воскликнул он. — Германия?
— Партизанский отряд, доктор!
— Биография у вас, скажу я вам! Эпоха!
Он разрешил мне встать.
— Мы не думали об эпохе, доктор! Не правда ли? Жили, как повелевала совесть!
— И горели, как свечи! — поддержал он разговор. — Стеарин остался, а фитилька частенько не хватает… Сердце у вас пошаливает. Но имейте в виду, что сердце — аппарат выносливый. Только убирать надо все лишнее. Пора отказаться от трубки. Коньяк?
— Коньяк, доктор…
— И от коньяка! Занятия историей не обременительны! Я тоже иногда мысленно возвращаюсь к прошлому… Нельзя сказать, чтобы о фашистском плене написано было мало… А вы знаете, не доходит до молодых… Рассказываю вот дочке, она верит… Но чувствами этого не постигает…
— Да, в стандарты здесь ничего не вгонишь! Звоните, доктор! Может быть, я чем-нибудь и помогу!
Решился уже совсем на прямой намек. Но легко, конечно, и объяснимо желание пациента чем-то помочь своему доктору. И уловил, уловил я в нем какое-то движение, какое-то смятение чувств, беспокойство, при всей его сухости и сдержанности. Он сжал мне руку чуть выше локтя и проговорил:
— Принимайте мои лекарства… Заглядывайте через недельку…
Мы раскланялись…
Солнце между тем совершило положенный ему путь, и его лучи упали на веранду. Блистала серебром хвои елочка. Я снял с гвоздя шляпу и тихо пошел…
А теперь послушаем их разговор. В аппаратной собралась вся группа, участвовавшая в операции: Василий, Сретенцев, Волоков…
Сальге.Здравствуйте, доктор!
Раскольцев.Здравствуйте! Я удивлен…
Сальге.У вас два дня не отвечает телефон!
Раскольцев.Идут работы…
Сальге.Знаю! Ведут подземный кабель… Почему?
Раскольцев.Как это почему? Стояла воздушная линия, ведут подземный кабель! Я думаю, это лучше! Надежнее.
Сальге.Мне именно сегодня надо было вам звонить… Случайность?
Раскольцев.Не сходите с ума! Мы два года добивались, чтобы проложили подземный кабель. Я даже и генерала просил…
В этом месте Василий взглянул на меня и даже поднял руку, чтобы я обратил внимание. Действительно, здесь что-то улавливалось в интонации: бытовое, приземленное. Словно бы говорили они об общем и давнем знакомом. Я попросил повторить фразу, отметил для себя, как строились паузы. Пошли дальше.
Сальге.Я не люблю неслучайные случайности!
Раскольцев.Этак нельзя! У меня больше оснований беспокоиться… Вы белым днем являетесь сюда…
(Раскольцев еще и успокаивает его. Это неожиданность!)
Сальге.Белым днем спокойнее. Здесь я управляю своими действиями, а не кто-то иной! Кабель — это вторжение в мою самостоятельность!
Раскольцев.Что вас беспокоит? Вы что-нибудь заметили?
Сальге.Я? Я всегда к этому готов!
(Сыграла все же южная кровь. С огромной самоуверенностью и даже обидой на Раскольцева он произнес эти слова). И добавил:
— Я научился ходить невидимкой… Это моя профессия. Что же вы не поинтересуетесь судьбой своего старого друга?
Раскольцев.Я знал, что она в руках профессионала.
(А он не лишен чувства юмора, этот доктор!)
Не наследили?
Сальге.Смерть человека всегда оставляет след… В душах. Какой-то бандит что-то с ним не поделил… Выбросил его в окно на ходу поезда… Ночью сошел на какой-то маленькой станции, угнал самосвал. Уголовщина…
Раскольцев.Они откопают, что это не Притыков!
Сальге.Ну и что же? Может быть, даже у вас о нем спросят. Только не делайте глупостей! Хвалите его! О покойниках дурно не говорят. Вот к супруге его я напрасно наведывался…