Хранить вечно
Шрифт:
Мария принесла нам коньяк и кофе. Разговор шел на общие темы, не имеющие отношения к делу.
Стемнело. Дайтц покосился на окна. Я задернул шторы. И тогда он спросил, не собираюсь ли я в ближайшее время куда-нибудь выехать. За пределы страны… Нет ли у фирмы нужды послать меня по каким-либо коммерческим делам в далекие страны?
Я ответил, что, хотя нужды такой пока не предвиделось, международные связи у фирмы столь обширны, что потребность в моем отъезде может возникнуть в любой момент. Я поинтересовался, не беспокоит ли господина Дайтца мой отъезд в связи со следствием. Если я нужен следствию, то всегда можно найти замену для дел фирмы.
Дайтц с упреком посмотрел на меня. Оказывается, он хотел, чтобы я уехал на неопределенный срок и вернулся бы только в день открытия судебного заседания. Даже не к открытию, а к часу, когда обвинение начнет вызывать свидетелей. Но разве ему известен этот час, если еще не решено, будет ли вообще в суде слушаться дело Ванингера?
На лбу Дайтца проступили крупные капли пота. Он что-то хотел мне сказать и искал, как сказать. Затем он все же выговорил эту трудную для него фразу: «Я хочу, чтобы вы выступили свидетелем на суде!» Он вложил скрытый смысл в эти, казалось бы, простые слова. Ему хотелось, чтобы я и моя жена на некоторое время покинули Европу. Нет ли у фирмы дел в Индии, к примеру? Или в Индонезии? Если таких дел нет, то почему бы мне не поехать туристом? Можно сослаться на расстроенное здоровье. К процессу я должен попасть вовремя. Для этого достаточно следить за газетами, можно условиться о телеграмме. Текст телеграммы будет совершенно нейтральным: что-нибудь о здоровье знакомого.
Походило, что Дайтц из тех, кто не был нацистом. Если принять версию, что он друг, то он сказал более чем достаточно. Если враг? В сложную он включается игру. Отстранить меня от процесса? Друзьям Ванингера проще разделаться со мной в той же Индонезии. В ФРГ было бы слишком вызывающе.
Я объявил президенту фирмы, что ухожу в отпуск. Надолго ли?
Наверное, ненадолго. Мы только что обвенчались с женой. Добрая старая традиция — свадебное путешествие.
Он улыбнулся моей шутке — он был одним из тех, кого мы пригласили на свадьбу.
Путешествие? Куда?
Я ответил уклончиво: по европейским странам.
Он не возражал. Но и у него есть ответная просьба: составить так маршрут, чтобы заехать в Западную Германию и решить одно срочное дело с приборостроительной фирмой. Я не мог отказать президенту в любезной просьбе, хотя и нарушил этим запрет Дайтца. Запрет? Может быть, это слишком категорическое определение. Он только советовал не ездить в Западную Германию. Я получил от президента установку на переговоры и оформил документы для поездки через Западную Германию во Францию, а из Парижа самолетом в Москву.
Теперь надо было запутать следы. В Западную Германию я дал заявку на поездку автомашиной. Самый рискованный вид транспорта в моем положении. В Австрии они меня не тронут, подождут, когда пересеку границу. Пограничная зона тоже не очень пригодна для таких дел. А далеко забираться по дорогам Западной Германии я не собирался. Машина всегда может испортиться. Я ее оставлю в одной известной мне ремонтной мастерской и позвоню президенту приборостроительной фирмы. Он, конечно, вышлет свою машину: долг вежливости. Дальнейшее путешествие будет менее опасным. Фирма проводит меня на аэродром, я вылечу во Францию и там сяду на советский самолет…
Должен ли я сообщить о своем маршруте Дайтцу?
Если считать, что он друг… А какие у меня основания считать его другом? Его визит ко мне в дом? Любопытный визит… И совет его выехать — тоже любопытный совет. Однако точно так же должен был вести себя и тайный союзник Ванингера.
Он заговорил со мной о «ягуаре». Разве для меня это было новостью? О том, что владельцы «ягуара» готовили мне «неприятность», я знал и без него. Друзьям Ванингера, несомненно, было бы интересно обсудить со мной эту «операцию», узнать, догадался ли я, откуда появился «ягуар», какие я хочу принять предосторожности, заметил ли я еще что.
Грозить мне не имело смысла. Значит, мягко, вежливо, полунамеком предупредить… А кто предупреждает об опасности? Следователь! В его устах дружеское предупреждение весьма весомо. Отойди Эльсгемейер от этого дела, и все опасности минуют. Ты задумал выехать на Восток, в Советский Союз, хотя эта страна и была названа Дайтцем, а уезжаешь на Запад, поближе к друзьям Ванингера и тем, кто уже висел у тебя на хвосте в «ягуаре».
Слежка может вестись не только с помощью внешнего наблюдения. Я предупредил Марию, чтобы она была осторожней… Друзья Ванингера могут услышать наши разговоры. Не так-то уж это сложно при современной радиотехнике.
Мы собирались в дорогу, перед выездом я тщательно осмотрел машину. Она оставалась без присмотра на открытой стоянке возле конторы нашей фирмы.
И что же? Я оказался нрав. Под задним крылом я нашел звукозаписывающую установку — магнитофон на тонкой проволоке. Он держался за корпус мощным магнитом, работал от батареек, заряда которых хватило бы по крайней мере на месяц. Я не снял магнитофона. Пусть пишет… Пусть пишет все, что я захочу говорить, зная что меня записывают.
Мы выехали на рассвете. Город спал.
Я очень внимательно приглядывался ко всему, что происходило на Дороге и возле нее. Меня интересовали и те машины, которые я обгонял, и те, которые попадались навстречу. Ничего подозрительного я не обнаружил до самой границы. И то правда, зачем им было следить за мной, когда они знали, куда и как я поехал?
Мы очень легко покончили с пограничными формальностями, и вот опять лента асфальта, все та же, казалось бы, и не та!
Чужая земля, чужая дорога, чужие люди, и я в какой-то степени, к сожалению, даже не в малой степени, в их руках.
Не доезжая десяти километров до известного мне мотеля, я остановил машину. Остановил на проезжей части. Мимо проносились одна за другой легковые машины, снижали возле нас скорость. Под любопытствующими взглядами я толкал машину к обочине. Пусть видят, что машина моя действительно испортилась.
Неисправность, которую нельзя устранить тут же, на месте, была продумана заранее: для автомобилиста это не задача…
На обочине я открыл капот и долго возился в моторе. Кому нужно, тот все это видел. Потом достал из багажника трос и вышел к проезжей части. Нашелся желающий отбуксировать меня к мотелю.