Хранитель историй
Шрифт:
В ванной отчётливо ощущался его запах. Вымыв руки, Ава поднесла к лицу кусочек мыла.
«Да, безусловно, я у Малахая».
— Думай, Ава, — голос вышел скрипучим и хриплым.
«Надо выпить воды. А да, она в рюкзаке, который я взяла на остров…»
— Остров. — Она встретилась в зеркале с собственным удивлённым взглядом. — Мы были на острове.
«Остров. Гора. Монастырь. Пистолет».
Ава застонала. Карл послал ей сорок пятый калибр. Отчим знал, что она лучше обращается с девятимиллиметровым. С другой стороны, когда посылаешь контрабандное оружие падчерице в Турцию, нет возможности выбирать, и Аве не стоит быть столь придирчивой.
Ава вернулась в спальню, в голове по-прежнему стоял туман.
«Что я делаю в комнате Малахая? Как он меня сюда привёл?»
Время между экскурсией и пробуждением словно стёрлось из памяти.
«Мы отправились пешком к монастырю. Я направила на Малахая пистолет. И затем…»
Воспоминание вспыхнуло ясно, как утренний свет.
«Где ты слышала это, Ава?»
Она чуть не врезалась в дверь.
Малахай говорил на нем! На её неизвестном языке. Сначала что-то коротко буркнул, но её разум ухватился за слова. Потом больше. Он произнёс что-то на языке, который преследовал её всю жизнь. Не тихое нашёптывание. А по-настоящему, а она…
Ну, скажем так: полностью потеряла самообладание.
«Где ты слышала это, Ава?»
Он говорил на том языке. Не отдельные слова. Не с заиканием или шепотом, как часто пробовала сама Ава. Мал говорил на том языке, как на родном.
Малахай знал, что это за язык.
«Ты не сумасшедшая. Ты — чудо».
«Какое ещё чудо?!»
Прикрыв глаза, Ава покраснела от воспоминаний об их поцелуе. Больше чем поцелуе. Намного больше. Рай, блаженство, единение душ. Осознание этого поразило её до глубины души. Они с Малахаем созданы друг для друга. Он поцеловал её на обрыве, словно Ава была смыслом его жизни, и полный надежды голос в голове Авы нашёптывал, что это может быть правдой.
Ава посмотрела на дверь, осознавая, что за деревянной преградой сможет его найти. И Малахай в состоянии ответить на её вопросы. Вопросы, которые изводили её на протяжении двадцати восьми лет. Ава была вынуждена признать: идея найти эти ответы пугала почти так же, как и неизвестность. С дрожью в коленях Ава присела на край кровати.
— Соберись, Ава. — Она зажмурилась и приказала сердцу замедлить свой учащённый стук. — Сосредоточься.
Он прошептал, что она ирина.
— Кто такая «ирина»?
У изножья кровати стоял сундук со стопкой книг, одна была открыта, и Ава придвинулась ближе. Её внимание привлекла отделанная золотом страница, переливающаяся в косых лучах солнца.
Картинки напоминали средневековые, но письмо не походило ни на одно виденное ею прежде. Ава изучила достаточно языков и религий, чтобы опознать письмена как ближневосточные. Похоже на иврит и арабский, но явно не они: намного старше, проще, не иероглифы. Простой алфавит, который по предположению Авы можно легко вырезать на камне и написать на бумаге. Финикийский? Но что общего у него со средневековой европейской иллюстрацией?
Рядом с текстом красовалась причудливая миниатюра. Мужчина и женщина в объятиях друг друга. Торс мужчины покрывали диковинные серебряные татуировки, а на лице читалось ни с чем не сравнимое удовольствие. Тело женщины так же покрывали символы, только золотые. Они обвивали друг друга как две половины одного целого. Все в них говорило о завершённости.
Ава закрыла книгу и посмотрела на переплёт. Старый, но хорошо смазанный [16] . Рукопись, на каком бы языке она ни была написана, хорошо сохранилась. В углах
16
Смазку пергамента часто использовали для добавления золота или серебра. Золото в средневековом книжном иллюминировании могло наноситься в виде чернил, в дорогостоящей форме порошка, но чаще всего в формезолотой фольги. Золотой лист либо накладывался прямо на поверхность, смазанную связующим, таким как яичный клей или камедь (возможно, в смеси с медом, для предотвращения растрескивания), либо приклеивался к приподнятой поверхности грунта. Для обогащения цвета золота и для зрительного выделения поверхности с наложенным грунтом. В его основу часто добавлялся краситель, такой как бол, железистая известковая глина розового цвета. Грунтовка гессо позволяла наносить тиснение на золоченую поверхность. Каким бы образом ни было нанесено золото, его поверхность далее подвергалась полировке либос охраняла свой естественный тускловатый вид.
Наконец Ава открыла начало.
Первой ей предстала замысловатая страница со светящимся письмом. Сплошной текст. Затем изображение мужчин в белых одеяниях и с пылающими лицами. Их обнимали красавицы. Ава продолжала переворачивать страницы, не понимая написанного, но рассматривая историю в картинках. Родились дети. Сцена радости и горя. Затем мужчины с пылающими лицами ушли, и женские руки потянулись за ними в мольбе. Появилось больше изображений детей. Молодых мужчин, строящих что-то похожее на храм. Дома? Ещё больше мужчин: они копировали книги и разжигали костры, оставляли письмена на стенах. Комната, полная свитков. Библиотека?
Детализированное изображение женщин. Потрясающе красивые, нарисованные с бесконечной нежностью и в ярких красках. Женщины держали на руках детей, ухаживали за больными, наблюдали за строительством, выращивали и сушили цветы. А вот женщина что-то пела перед толпой. На лицах зрителей читался благоговейный трепет.
Ава пролистывала книгу, а вопросы вихрем проносились в голове, пока она снова не добралась до последней страницы с обнимающейся парой. Слезы навернулись на глаза.
«Кем были эти люди? И почему мне раньше не попадалась такая книга?»
За закрытой дверью послышались голоса. Мгновение Ава не обращала на них внимания. Она ведь так привыкла слышать их, что едва замечала. Затем её осенило. Ава аккуратно отложила книгу и направилась к двери.
Вот снова. Настоящие. Низкие мужские голоса говорили на языке, который она слышала с детства. Не шёпот. Не ропот. Они действительно говорили на нем вслух!
— Я не сумасшедшая, — прошептала Ава с улыбкой. — Я не безумна.
Она распахнула дверь и выглянула. Спальня Малахая располагалась в конце тёмного коридора, и Ава увидела лестницу, ведущую вниз. Комнату на первом этаже заливал утренний свет, оттуда и раздавались голоса.
«Ава, не трусь».
Она похлопала себя по щекам и побрела к лестнице. Голоса стали громче, Ава замерла.
Они спорили.
Ава услышала, как Малахай ругается с другим мужчиной. Ещё один, более спокойный голос иногда вмешивался, но главным образом Ава слышала Малахая.
«Красивый голос. То тихий, то громкий».
Интонация голоса притягивала. Добравшись до лестницы, Ава начала спускаться. Никто ей не помешал. Ава попала в большую открытую гостиную с кушетками и столами. В углу висела большая плазма, вокруг стояли стулья; голоса раздавались из полуоткрытой двери в глубине комнаты.